Георгий Батура - Конфуций и Вэнь

Древний египтянин, например, входил в специальное строение-часовню, которое было расположено непосредственно у места погребения мумии его близкого родственника, – входил с «пустыми руками», – мысленно представлял себе угощение из фруктов, еды и напитков, которое он был намерен предложить в жертву покойному, и торжественно провозглашал: «Отец, прими от меня эту ветку прекрасного винограда, который ты так любил, когда был рядом с нами». И Ка его отца с благодарностью принимало эту жертву. Именно с этой целью – с целью «питания» усопшего в гробнице – ее стены были разрисованы кушаниями разного рода.

Надо было просто «уметь представить» в своем воображении все это таким образом, чтобы оно обрело реальность для «мира Ка ». Однако если человек в существование этого «мира- Ка » не верит (речь идет, скорее всего, уже о нашем времени) – а следовательно если в его внутреннем духовном мире нет осознаваемой им самим «частицы» этого «мира- Ка », – в таком случае все подобные красивые слова о «яствах» оказываются детской «погремушкой». Понятно, что в качестве подношения миру мертвых для нас гораздо проще иметь реальную пищу, чем пищу, существующую в нашем воображении. Что мы и делаем, посещая могилы наших близких. Следовательно, древний египетский мир по своему духовному развитию был выше мира китайского. Об этом свидетельствует также и тот факт, что египтяне видели в человеке не только «китайское шэнь » (аналог египетского Ка ), но также Ба, Ах, Рен и другие составные части «души». Подлинный духовный мир египтянина для сегодняшнего человека, владеющего атомной бомбой, – это терра инкогнита .

При проведении жертвоприношений также совершались различные религиозные действия, – в том числе исполнялись специальные музыкальные произведения (громко сказано!) и танцы, которые были призваны для прославления и памятования «духов предков». Все это носило исключительно религиозный, а не светский характер.

Для китайцев Раннего Чжоу именно ритуал ( Ли ) был единственным узаконенным способом общения человека с потусторонним миром духов, – мира, который, по убеждению древних, был таким же реальным и «живым», как и мир земной. Практика Жэнь фактически является еще одной, но уже элитной формой такого общения. Если Ли – это «духо-служение», которое имеет отношение пиреимущественно к внешним действиямчеловека, то Жэнь – это «духо-служение», которое совершается в нашем внутреннем мире.

Дао. «Путь», «дорога» (в том числе жизненная). В Учении Конфуция этот термин не имеет ничего общего с Дао древнего трактата Дао Дэ цзин. В этом отношении Конфуций полностью следует тем представлениям о Дао и о Дэ , которые имели место в Раннем Чжоу. Безоговорочный приоритет имела категория Дэ , а термин Дао мог выступать только в качестве синонима словосочетанию «[духовное] учение», но сам по себе этот иероглиф не имел никакой духовной окраски.

Следует отметить, что и для Дао Дэ цзина первоначальное название этого трактата, – а точнее, первоначальное следование его глав – это Дэ Дао цзин. Сначала, как более важные, шли главы о Дэ , а затем – о Дао , несмотря на совершенно иной статус этого Дао в трактате. И только впоследствии, когда духовный смысл Учения Раннего Чжоу был полностью утрачен, на первое место вышла категория Дао , отдаленно копирующая (безо всякого обоснования в древней китайской традиции) представление о Бра́хмане классических индийских Упанишад . При этом если Учение Конфуция – это продуманный, апробированный и возможный для тиражирования духовный Путь (как и путь евангельский), то Дао Дао Дэ цзина – это описание отдельных спонтанных мистических откровений, зачастую граничащих с шаманскими практиками. Более того, окончательный текст Дао Дэ цзина был основательно отредактирован каким-то «политическим коммерсантом», не имеющим ни малейшего представления о подлинной духовности, – отредактирован для того, чтобы продавать такую «технику управления народом» тем князьям царств, которые покупались на подобную «псевдо-древность». В «бочку прекрасного меда» была добавлена изрядная порция «чёрного дегтя». Это и есть «современный» Дао Дэ цзин.

Сяо. Термин Лунь юя (и Раннего Чжоу), который не имеет ничего общего с его традиционным поздним значением – «сыновняя почтительность» или «почитание родителей» во время их жизни, причем, почитание как отца, так и матери. Иероглиф Сяо состоит из двух знаков: «земля» (куда уходят все покойники) и «сын».

В обоих этих знаках в качестве составного элемента (это произошло во время Раннего Чжоу) был намеренно выделен один и тот же древний знак «верх» ( шан ), который мы видим в иероглифе Жэнь справа. Как мы уже говорили, иероглиф шан означал сокращенную форму словосочетания «[духи] верха». И именно в период Раннего Чжоу шан стало входить составной частью в целый ряд иероглифов, имеющих непосредственное отношение к духовному миру предков.

Древние люди страшились изображать полную форму или произносить полное имя духовных категорий, – с тем, чтобы ненароком не вызвать их к жизни или не актуализировать их явление в неподходящее время и боясь навлечь на себя гнев духов. В буквальном прочтении древний рисунок Сяо – это «сын, почитающий духов предков». Но не всех предков, а именно своих. И не дочь, а именно сын.

Для сына первым и главным кандидатом на такого «предка» являлся его живой отец, а для его отца, например, уже умерший дед этого сына (о женщинах – дочерях, матерях, бабках – речь не шла, т. к. ритуал обслуживался исключительно мужской линией предков). То есть Сяо – это, в первую очередь, «почитание линии ближайших предков по мужской линии», почитание той непрерывной «цепи предков», от которых ожидалось – в обмен на добросовестное исполнение требований ритуала ( Ли ) – их благосклонное отношение к живущим потомкам. А именно, – всяческое содействие (помощь) живым родственникам (напр., в защите от болезней, содействии в успехах на государственной службе, помощи в рождении сыновей – именно мальчиков, а не девочек! – в защите от злых духов и т. д.). Однако исходя из простой человеческой логики становится понятно также и то, что если все умершие действительно живы , значит, такую помощь может оказать также и дух умершей матери, – в том случае, если с сыном или дочерью ее при жизни связывали особо близкие отношения. И тот факт, что мы видим подобные исключения, зафиксированные в древних текстах Китая, свидетельствует о том, что «райские обители» были открыты как для мужчин, так и для женщин.