Франсуа Брюн - Бог и сатана. Борьба продолжается

Таким образом, в нас есть нечто такое (бессознательное, подсознание, дух и т. д.), что выходит за пределы нашего тела и может появляться где угодно, прием даже без нашего ведома. Мне это напоминает об одном эксперименте Роберта Монро, не раз отправлявшегося за пределы собственного тела. Эти явления еще мало изучены наукой, но у нас есть много свидетелей, которые вполне заслуживают доверия. Я знаю, что сторонники «облегченной коммуникации» и психофании не любят, когда их работу и результаты сравнивают с паранормальными явлениями: они боятся, что это подорвет уважение к тому, чего они достигли. Однако я считаю, что нередко именно сопоставление тех явлений, которые на первый взгляд никак не связаны между собой, позволяет их взаимно обосновать и выработать гипотезы, которые их объясняют. Итак, надо признать, что есть люди, которые могут покидать свое физическое тело, мгновенно оказываясь там, где им хочется, и не важно, как называется то, что из этого тела исходит: «двойник», «дух» или «сознание». Это отчасти напоминает знаменитые «эксперименты на пороге смерти» – с той разницей, что в первом случае все заканчивается пребыванием в нашем мире, т. е. дело не доходит до появления «туннеля» и перехода в другое измерение.

Я подробно говорил об этом в другой своей работе (26), и потому сейчас коснусь только того, что нам интересно в данном случае. Итак, Роберт Монро договорился с одной своей знакомой о том, что, когда она будет проводить отпуск на берегу моря, он, выйдя за пределы своего тела, постарается войти с ней в контакт. Когда он действительно покинул тело, ему было достаточно просто подумать о ней, и он тут же очутился в каком-то помещении, которое напоминало кухню. Он увидел, что она разговаривала с двумя девочками. «Все трое о чем-то спорили, но я не слышал их разговора», – отмечает Монро. Он попытался как-нибудь привлечь их внимание, но все было напрасно: казалось, что никто никак не реагировал на его присутствие. Тогда, обратившись к своей знакомой, он спросил ее, сознает ли она, что в данный момент он находится рядом. «”Да, я знаю, что ты здесь”, – ответила она (ответила на ментальном уровне или сверхсознательно, не переставая говорить с девочками). Я спросил, вспомнит ли она о том, что я был у нее. “Ну, конечно же”, – ответила она». Но чтобы она действительно запомнила, он сказал, что собирается ущипнуть ее. «Ой, не надо этого делать, я и так запомню», – ответила она. Из дальнейшего рассказа становится ясно, что в своем сознании она не запомнила его визита, но когда он спросил, не почувствовала ли она, что кто-то ее щиплет, она изумленно воскликнула: «Так это был ты!» и показала «коричневые и синие следы на коже», свидетельствующие о том, что эксперимент удался (27).

Итак, перед нами еще один случай параллельного существования двух видов коммуникации: на уровне обычного сознания и на другом уровне, совершенно не зависящем от сознания. Пусть здесь ситуация несколько иная, но если смотреть на все произошедшее лишь глазами его знакомой, то, наверное, вполне можно сказать, что здесь мы имеем дело с тем же самым психологическим механизмом. Вероятно, в нас есть нечто такое, что, не переставая быть нами самими, обладает определенной автономией, и, признав это, мы с большей готовностью примем результаты других, еще более удивительных экспериментов.

А теперь поговорим о новых коммуникативных возможностях, которые открываются благодаря участию посредника. Один психотерапевт направил к Анне-Маргарите Вексье женщину, которая никак не могла освободиться от драматических переживаний, связанных с матерью. На первом сеансе она подробно рассказала о своих страданиях, а потом пришла еще раз – уже через семь месяцев, когда была беременной и ждала девочку. Это заставило ее вспомнить о той тревоге, которую она чувствовала еще до своего рождения, находясь в животе матери. Она не хотела, чтобы то же самое повторилось с ее малюткой, и теперь, не задумываясь, набрала на клавиатуре (причем все тем же странным языком, столь характерным для такой коммуникации) следующую невероятную просьбу: «Я даю ее вам, чтобы вы позвонили ей и передали дымок любви с женщиной жизни».

«У меня уже имелся опыт облегченной коммуникации с младенцами, которым было лишь несколько недель, – рассказывает Анна-Маргарита, – но я не очень понимала, как держать руку ребенка, который находится в матке! В это время я начала изучать возможность удаленного набора на клавиатуре. Могла ли я подумать, что зародыш способен отправить ментальное сообщение с помощью своей матери? Мать не меньше меня была удивлена таким предположением, но идея связаться с малюткой была такой соблазнительной, что мы решили попробовать.

«Что ты мне скажешь, малышка?».

«Гримируйся, мама, в жизнь жизни».

«Это действительно ты говоришь?»

«Да, считая, что я, быстро я играю с ласками жизни. Убедись, рифмует ли мама дар жизнь со смертью или жизнью. Вы направляете выбор в сторону жизни. Я дымок любви для мамы. Ведите маму к уверенности быть женщиной жизни. Я вулканизирую [усиливаю] любовью мать жизни…».

В результате такой коммуникации мать почувствовала необычайное облегчение. «Я была просто изумлена всем, что только что произошло, – признается Анна-Маргарита. – Как я смогла попеременно подключиться к ребенку и его матери? Всего-то и надо было, чтобы я направила свой ум к тому, с кем хотела вступить в контакт, – одним словом, чтобы я просто обратилась к нему» (28).

Но бывает и так, что на клавиатуре появляется сообщение, которое не имеет прямого отношения к пациенту, ассистенту или еще кому-нибудь, кто в данный момент находится рядом. Так, например, во время общения с опытными ассистентами Анна-Маргарита увидела, что она мало-помалу набирает такой волнующий текст:

«Умереть разве это прошло? Тяжело приступать к проблеме желать смерти. Я хочу убежать от смерти, и ты помогаешь мне жить. Единый со случаем созреть жизнью, я борюсь со смертью.

– Но кто ты, – спросила я внутри самой себя.

– Я маленький шалун [зародыш] смерти. Прикажи матери бежать от смерти. Папа назначает мешок жизни [матку] для смерти. Моя мать теряет своего ребенка. Я остаюсь присоединенным к смерти, если отец убивает меня. Согласие между мной и семьей – возможно ли?». Потом стало ясно, что речь, наверное, идет о зародыше, которому всего два-три дня (29).

Сразу же оговоримся, что мы не хотим никого винить, но нельзя и молчать о том, что такая коммуникация с эмбрионами действительно существует. Это заставляет вспомнить об очевидном факте, который порой намеренно игнорируют: аборт не имеет ничего общего с контрацепцией, и, отождествляя их, мы совершаем большую ошибку. Вот что говорит об этом Анна-Маргарита: «Все разговоры моих пациентов всегда о жизни и смерти. Они убедили меня в том, что уже самые первые клетки эмбриона наделены сознанием. Это кардинально меняет все наши представления о беременности» (30). Я не считаю нужным чрезмерно заострять внимание на всем том, что скрывается за такой коммуникацией (будь то общение на расстоянии, на языке, который неизвестен пациенту, или коммуникация с эмбрионом), но можно сказать, что, когда жизнь только зарождается, мы уже имеем дело с духом или сознанием, которое заявляет о себе еще до всякого усвоения языка – не важно какого! Понятно, что такое открытие встретит самое яростное сопротивление, но нельзя отвергать реальность только потому, что она нас озадачивает.