Жан Леклерк - Любовь к словесности и жажда Бога

Вместе со смирением возрастает томление души по Тому, Кто один может наполнить ее внутреннюю пустоту. Сокрушение опустошает и тем самым делает душу более способной вместить Бога. Святой Григорий постоянно употребляет такие слова, как anhelare, aspirare, suspirare 66 66 Termes de S. Grégoire exprimant le désir céleste , см. в: Analecta monastica , I, p. 90. , говорящие о стремлении перерасти себя, о «сублимации». Другая любимая тема – тема духовного полета, «исцеляющего» тяжесть человека: мы призваны возноситься к Богу на орлиных крыльях, искать Его, спешить к Нему 67 67 Alae spirituales… aquilae pennae… Тексты, приведенные в: Un maître de la vie spirituelle.. . . Но какова причина этого стремления за пределы земного? Может быть, за ним стоит желание избежать тягот нынешней жизни? Никоим образом. Тяготы – лишь средство, способное обострить эту жажду; их нужно преодолеть, восходя все выше, к Богу, Который через них говорит с нами и зовет нас. Впрочем, «отрешенность» в первом значении этого богатого смыслами слова должна касаться и благополучия, так крепко привязывающего людей к земле 68 68 Mor. , 5, 2; 7, 49. . Единственное правомерное желание – желание обладать Богом ныне и всегда; и на земле, посреди скорбей (а часто и благодаря им); и на небе, ибо «горнее» ( caelestia ) – попросту одно из именований Бога. Чтобы достичь Бога, человек должен любить смерть, желать ее, даже страдая и боясь. На самом деле, ему достаточно согласиться принять ее в свой час как средство прийти к Богу.

Если жажда Бога действительно глубока, то она терпелива и в испытании временем лишь возрастает. Чтобы возрастать в любви к Господу и все больше открываться Его бесконечной полноте, нужно уметь ожидать Его с долготерпением 69 69 Mor. , 26, 34. . Значение, которое святой Григорий придает духовной жажде, наполняет его учение могучим внутренним движением. В нем есть постоянное стремление вперед, ведь даже когда все возрастающая жажда немного утоляется мгновениями обладания, в конце концов, они лишь обостряют ее. И все же ее плод – успокоение в Боге, ведь желание – это уже обладание, и страх в нем идет рука об руку с любовью. В жажде, которая здесь, на земле, и есть признак любви, христианин переживает Божественную радость, единение с прославленным Господом 70 70 Mor. , 10, 13; 22, 48–51; In Ezech. , II, I, 18. . «Тот, кто всей душой жаждет Бога, уже каким-то образом обладает Тем, Которого любит» 71 71 In Ev. , 30, 1. . Любовь все соединяет, разрешает все противоречия . Quies in labore, fatigatio in requie («отдохновение в труде и утомление в праздности»): такого рода парадоксами автор пытается выразить это упразднение антиномий. Сила любви делает духовные искания интенсивнее. Новое бремя – «бремя любви», которое сильнее бремени изменчивого мира, – влечет душу к Богу 72 72 In Ev. , 25, 1–2. . «Нам подобает зависеть только от любви Божией…» 73 73 In Ezech. , II, 7, 5. Мощь любви подобна «машине», поднимающей нас вверх 74 74 Mor. , 6, 58. . Душа, очерствевшая в своем эгоизме ( obdurata ), умягчается ( emollitur ) 75 75 Mor. , 18, 45. ; душа охладелая согревается и очищается от своей накипи 76 76 In Ev. , 25, 2, 10. ; возвращается к истинному центру тяжести, «обращается», делается проще 77 77 In Ev. , 30, 5; Mor. , 10, 48; 12. 44. , чище 78 78 Mor. , 9, 64, 80. , свободнее 79 79 Mor. , 4, 71; In Ezech. , I, 4, 13. . Примиренная, она наслаждается покоем 80 80 Mor. , 33, 63; 4, 58. . Но это не значит, что она становится безразличной или бесчувственной 81 81 Mor. , 2, 28–29. . Она просто примирилась с собой и с Богом; приняла свое состояние, которое теперь понимает гораздо лучше; приняла Бога, Которого ей приходится любить в ожидании; приняла свои обязанности 82 82 Mor. , 18, 70. . Она растет и словно «расширяется», принося все более обильный плод в служении Богу 83 83 In Ezech. , II, 2, 8–15; II, 3, 8–13. .

Если видеть христианскую жизнь таким образом, то молитва присутствует повсюду. Святой Григорий описал самые разные ее формы, в том числе наивысшие. По его убеждению, человек стремится к «безграничному свету» 84 84 Mor. , 10, 13. , хотя он к нему слеп 85 85 Mor. , 8, 49–50; In Ev. , I, 1. . Слеп по природе, ибо мыслит этот свет в образах, неизбежно материализованных, а значит, ограниченных, тогда как Бог есть дух и не имеет границ. Человек непостоянен, а Предвечный неизменен. Но человек слеп и по грехам своим, которые без конца вынуждают его замыкаться на себе и на худшем, что в нем есть. Однако он может возвыситься над собой ( sublevari ) Духом Божиим: именно во Святом Духе, «персте Божием», нас касается рука Всевышнего, Он – Податель всех даров и главного дара Божия – Самого Бога 86 86 In Ezech. , I, 10, Le doigt de Dieu , в: La vie spirituelle , mai 1948, pp. 492–507. . Человек может лишь желать, готовиться к этому в самоотречении и подвиге, то есть в «делании», читая Писания и размышляя над тайнами Христа – главной целью христианского созерцания. И тогда силой Божественного Духа душа порой возвышается над своим природным свойством одушевления тела, а ум – над обычными способами познания; разум, который на самом деле – лишь один из аспектов духа, «выходит за свои пределы» ( transcendit ), и мы можем «издали» ( de longe ) видеть красоту Творца и познавать Его любовью: per amorem agnoscimus 87 87 Mor. , 10, 13; 31, 101. . Такое духовное приобщение – отнюдь не плод усилий рассудка; это вкушение, вкус, мудрость ( sapientia ), а не знание 88 88 Mor. , 43; 28, 1–9; In Ezech. , II, 6, 1–2; II, 3, 14. . Созерцательное познание – это познание любовью, оно обогащает веру, которой рождено. «Вы познаете, говорю вам, не верой, но любовью» 89 89 In Ev. , 14, 4. . «Когда мы любим небесное, мы начинаем познавать то, что полюбили, ведь любовь сама по себе есть знание» 90 90 In Ev. , 27, 4. . Однако душа не может долго оставаться на таких высотах: она словно ослеплена зрелищем Божественного, которое ей приоткрывается; Божий свет ее как бы отбрасывает, и она сходит д о лу, к самой себе, изможденная и словно пораженная могучим ударом ( re‐verberatio ) 91 91 Mor. , 10–12. Другие тексты указывает и исследует R. Gillet, op. cit. , pp. 50–54. . Она вновь возвращается к своей жизни и к тоске, которая томит ее посреди искушений, а они делаются тем более жестокими и частыми, чем выше она была восх и щена. Теперь она утверждается в смирении более глубоком и неколебимом, в смирении, которое рождается знанием Бога: in contemplatione Dei homo sibi vilescit 92 92 In Ezech. , I, 8, 11, 17–18; II, 1, 18; II, 2, 1. . Такое смирение деятельно ( vilescit ); оно – не принцип, а опыт, который должен осуществиться. Оно касается, прежде всего, бытия, а не обладания: дары Божии не могут стать предлогом для самопревозношения, а природные дары – тем более: «Помышляйте в себе не о том, что у вас есть, а о том, что есть вы» 93 93 In Ev. , 28, 3. . Душа, просвещенная Божьим светом, знающая Бога, ощущает все, что есть в ней нечистого и противного Его воле, и так она утверждается в смирении, то есть в том самом состоянии, которое было и началом, и условием ее пути к Богу.