Курцио Малапарте - Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы.

Страшен рассказ Малапарта о маленьком русском защитнике родины, который, не побоясь стоящего перед ним фашиста, глядя ему смело в глаза, на его вопрос, «какой глаз у него стеклянный», ответил: тот, в котором «есть человеческое выражение», и сцену с «провинившимся» русским десятилетним мальчиком, который напомнил фашисту его собственного сына, оставленного в Германии, автор даже не может закончить, настолько очевиден её ужасный конец. Он изобличает двойной стандарт фашистов даже по отношению к детям: немецкие дети — с одной стороны, все остальные — с другой. Малапарте не боится, находясь на Восточном фронте, бросить фашисту фразу: «Когда вы их всех убьете, когда в России не останется больше собак, тогда русские дети начнут бросаться под ваши танки» («Красные собаки»). Вообще в «Капут» очевидна симпатия Малапарта к русским, он всегда говорит о них с большим сочувствием (в отличие от его беспощадного презрения к немцам, что было недопустимо для союзника из Италии). Он с удовольствием рассказывает о русских сибиряках, отважившихся «в светлую пятницу» рубить елку на Рождество, находясь под прицелом немецких автоматов и уповая на то, что Бог сохранит их; они не потеряли свою генетическую веру в чудо Господне даже после двух десятков лет атеистического режима; и — в противовес — автор дает образец психологии фашиста, переступающего через всякую святость и как всегда стреляющего во все, что движется. Но Бог спасает русских.

С сочувственной гордостью пишет Малапарте и о советских пленных, вынужденных, не посягая на жизнь живых, от голода питаться трупами своих товарищей, и о тихом пленном татарине, с которым ощущает и себя в генетическом родстве: «оба мы были живыми братьями в древнем запахе мертвой кобылы». Ощущает это природное родство с ним и переводчик, и не только потому, что в каждом втором русском, как и в нем самом, течет татарская кровь, но ощущает потому, что все люди выходят из своего прошлого, и лошадь — это естество, как и природа, составная часть мира, одинаково близкая как для тихого татарина, так и для С. Н. Толстого, выросшего в Новинках рядом с лошадьми и другими животными. Но, как и Малапарте, он понимает, что это уходит, и наступает век машин, «война машин», и простые советские люди, выросшие в буме первых пятилеток, создавали эти машины в новом колоссальном промышленном подъеме, и теперь «запах разлагающейся машины» символизирует начало этой «войны машин». И втянутые в войну, ничего не понимающие румынские «бедные крестьяне не знают, что СССР — это машина, что они ведут войну с машинами, с тысячью машин, с миллионами машин». Но это не только искореженная техника, которую Сергей Толстой тоже видел после боев в Подмосковье на дорогах войны, это и мертвые водители этих машин, это те миллионы, которые воевали за свою страну и гибли миллионами, но победили, «А отчего русские, — писал Оруэлл, — с такой яростью сопротивляются немецкому вторжению? Отчасти, видимо, их воодушевляет еще не до конца забытый идеал социалистической утопии, но прежде всего — необходимость защитить Святую Русь, священную землю Отечества». Да, конечно, он прав: и то, и другое, — всё соединяется в едином порыве в защите своей земли от врага; отбрасываются колебания, сомнения, за какую власть воюешь, когда «мечтаньям крылья обрубает меч» и «надо встретить смерть под этою звездой» «и бьется у виска: «Не запятнай души!» («Поэма без названия»).

Тема коммунизма в «Капуте» Малапарта не превалирует, но имеет своё место, она объективна, нередко звучит как аксиома, что «каждый порядочный человек должен пойти на борьбу против Сталина», но всё же на фоне мужества и патриотизма русского солдата и русского народа коммунистическая тема звучит достаточно бледно, если не считать ужасающую историю о русском парашютисте, сидевшем в тюрьме и также интересовавшимся подобными вопросами на теоретическом уровне, но неожиданно жестоко убившем лютеранского пастора только за то, что в беседах с ним тот силой своих аргументов переубедил своего собеседника и тем самым нарушил его устойчивое атеистическое мировоззрение коммуниста, за что и поплатился.

Малапарте, как и С. Н. Толстой своему народу, явно сочувствует людям страны победившего социализма, рядовым труженикам, принявшим этот строй. Автор сочувствует России вообще, побеждавшей сильного внешнего врага всегда, и, он уверен, она победит и в этой войне: «Я думал о солдатах «Войны и мира», русских дорогах, усеянных трупами русских и французов и павшими лошадьми». Те же мысли посещали и С. Н. Толстого, идущего по дорогам воюющей России, где «сто тридцать лет назад… шли к Москве… гвардейцы старые Наполеона», мысли, которые рождали строки:

И автор «Капут» а, и его переводчик понимали, что все, что происходит в России, происходит не по вине народа, простых тружеников, которые теперь, получив среднее образование, могут себе позволить между сенокосами почитать «Евгения Онегина». Они наивны, эти люди, их легко можно обмануть, как их обманули в революцию. Об этой их наивности Малапарте рассказывает в сцене, когда немцы, «сортируя пленных», заставляют их читать газетный текст, и расстреливают в итоге тех, кто читал лучше, «логически» рассуждая, что кто образованнее, тот коммунист. А те, не привыкшие к коварству, стараются показать свою образованность, как когда-то в 1905-ом крестьяне пришлым агитаторам свою лояльность, а они заставляли их жечь помещичьи дома, чтобы в итоге, позднее, уничтожив и их хозяев, получить тот строй, от которого эти же крестьяне в первые месяцы войны попадали к немцам в плен тысячами, порой отрекаясь от ненавистного режима. И только инстинкт самосохранения помог русским быстро оправиться от шока, быстро разобраться в сущности фашизма, несмотря на немецкую пропаганду, и броситься защищать свою страну и тот строй, который в ней тогда господствовал.

Мудрый Малапарте, созвучно Оруэллу с его «пролами», писал в «Капут»: «И в других странах Европы, которые вами оккупированы, вы точно так же можете разрушить родину аристократов, родину буржуа, но только не родину рабочего. Мне думается, что в этом весь, или почти весь смысл настоящей войны». Когда приходит беда, то вся нация, независимо от сословий, собирается под свои знамена, и Оруэлл говорит об этом тоже: «Наступает час, когда тебе всё равно, правая твоя страна или левая — неважно. Я понял, что весь мой пацифизм — ерунда, что я не могу быть объективным наблюдателем, что я буду воевать до последней капли крови». И это такая же естественная, генетическая реакция для человека — защита Родины, как естественна защита матерью своего ребенка, как животным — его детеныша, «до последней капли крови», и это естественно. А вот сама война — нет.