Курцио Малапарте - Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы.
- Название:Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Алгоритм-Книга
- Год:2004
- Город:Москва
- ISBN:5-9265-0154-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Курцио Малапарте - Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы. краткое содержание
Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.
Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.
Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Сусанна молчала, опустив голову на грудь, забыв свою руку в моих руках. Можно было подумать, что она не дышит. Внезапно она тихо спросила, посмотрев на меня:
— Вы верите, что они нас отошлют домой?
— Они не могут заставить вас оставаться здесь всю жизнь!
— Через каждые двадцать дней они производят смену девушек, — сказала Сусанна, — и вот уже восемнадцать дней, как мы здесь. Но вы действительно думаете, что нас отпустят домой?
Я чувствовал, что она чего-то боится, но не понимал чего именно. Потом она рассказала мне, что изучала французский язык в школе Шицинау, что отец ее был коммерсантом в Бельцах, что Люба была дочкой врача, а еще три их подруги — студентки. Она добавила, что Люба училась музыке, что она, как ангел, играет на рояле и что она непременно стала бы выдающейся артисткой.
— Как только она выйдет из этого дома, она может продолжать свои занятия, — сказал я.
— Кто знает? Это после всего, что мы вынесли-то? И потом: куда мы направились бы, чтобы продолжать учиться?
Люба приподнялась на локтях. Лицо ее было твердо, как сжатый кулак, глаза ее странно блестели на восковой коже. Она дрожала, словно в лихорадке.
— Да, — сказала она. — Я наверное стала бы великой артисткой!
И она принялась смеяться, копаясь в карманах своего пеньюара, чтобы отыскать там сигарету. Потом она встала, подошла к окну, откупорила бутылку пива, налила три стакана и принесла их нам на деревянном подносе. Она двигалась легко и бесшумно.
— Я хочу пить — сказала она, и, закрыв глаза, принялась жадно глотать пиво.
Стояла тяжкая жара: через приоткрытые окна в комнату проникало густое дыхание летней ночи. Люба ходила босая по комнате, с пустым стаканом в руке, глядя прямо перед собой остановившимся взором. Ее длинное худое тело колебалось от походки вразвалку в мягком колоколе ее широкого розового пеньюара, и ее босые ноги шаркали по деревянному полу с нежным отдаленным шорохом. Другая девушка, за все время не проронившая ни слова, не обнаружившая ни единого признака жизни, как если бы она смотрела на нас ничего не видя и не отдавая себе отчета в том, что происходит вокруг нее, уснула, запрокинувшись на диване, в своем бедном, во многих местах заштопанном платье, с одной рукой — на животе, и другой, сжатой в кулак, на груди.
Время от времени со стороны городского сада доносился сухой треск винтовочного выстрела. С другого берега Днестра, ближе к верховьям, в стороне Ямполя, слышался грохот артиллерии, который заглушался в шерстяных складках этой давящей ночи.
Люба, наконец, остановилась перед своей уснувшей подругой и, молча, долго смотрела на нее. Потом, обратившись к Сусанне, она сказала: «Надо отнести ее в постель: она устала».
— Мы работали весь день, — сказала мне Сусанна извиняющимся тоном, — мы смертельно устали. В течение дня нам приходится обслуживать солдат, а потом, вечером, с восьми до одиннадцати, приходят офицеры. У нас нет ни минуты передышки. Она говорила об этом равнодушно, как о любой другой работе. Она даже не выказывала ни тени возмущения. Продолжая говорить, она встала и помогла Любе поднять их подругу. Едва только ноги последней коснулись пола, она встала, застонав, словно от боли, и совершенно безвольно повисла на руках девушек, преодолевая лестницу. Наконец, ее шаги и стоны затихли за закрытой дверью.
Я остался один. Керосиновая лампа, подвешенная к потолку, коптила. Я встал, чтобы опустить фитиль, и лампа стала раскачиваться, заставляя бежать по стене мою тень, тени стульев, бутылок и других предметов. Быть может, наилучшим, что я мог сделать, было уйти в это время. Я сидел на диване и смотрел на дверь. Я чувствовал, что напрасно продолжаю оставаться в этом доме. Лучше было уйти, не ожидая возвращения Любы и Сусанны…
— Я боялась, что уже не застану вас здесь! — сказал за моей спиной голос Сусанны. Она бесшумно спустилась и приводила в порядок бутылки и стаканы. Потом она подошла к дивану и села рядом со мной. Она напудрила лицо, и теперь казалась еще бледнее. Она спросила, сколько времени я еще проведу в Сороках.
— Не знаю, — ответил я, — два-три дня, может быть. Я должен ехать на Одесский фронт. Но скоро я вернусь.
— Вы думаете, немцам удастся взять Одессу?
— Мне безразлично, что сделают немцы, — ответил я.
— Я хотела бы иметь возможность сказать то же самое, — заметила Сусанна.
— О! Простите меня, Сусанна, я не хотел… — и после стеснительного молчания я добавил, — все, что ни делают немцы, — бесполезно. Чтобы одержать победу, нужно совсем другое.
— Знаете ли вы, кто одержит победу? Вы, может быть, думаете, что ее одержат немцы, англичане, русские? Победу одержим мы — Люба, Зоя, Марика, я и все такие, как мы. Это б… ее одержат.
— Замолчите! — сказал я ей.
— Это б… ее одержат! — почти выкрикнула Сусанна. Потом она начала молчаливо смеяться и, наконец, голосом испуганной девочки спросила у меня:
— Вы верите, что они отошлют нас домой?
— Почему бы им ни отослать вас домой? — сказал я. — Вы боитесь, что они отошлют вас в другой дом, вроде этого?
— О, нет! После двадцати дней подобной работы мы не на что больше не годимся. Я их видела, предыдущих… — она замолкла, и я заметил, что ее губы трясутся. В этот день она была вынуждена «обслужить» сорока трех солдат и шестерых офицеров. Она стала смеяться. Она не могла более выносить эту жизнь. Это было не столько отвращение, сколько физическая усталость. Это не столько отвращение, — повторила она, улыбаясь. Эта улыбка причиняла мне боль, словно она же еще и оправдывалась. Но, может быть, и что-то еще большее заключалось в этой улыбке, в этой двусмысленной улыбке, что-то загадочное… Она добавила, что и другие, те, кто был здесь раньше ее, раньше Любы, Зои, Марики, находились в плачевном состоянии, когда они покидали этот дом. Это были не женщины, а лохмотья. Она видела их, как они выходили, с их маленькими чемоданчиками и узелками, зажатыми под мышкой. Двое эсэсовцев, вооруженных автоматами, заставляли их сесть в грузовик, чтобы отвезти бог весть куда. — «Я хотела бы вернуться домой, — сказала Сусанна. — Вернуться домой!»
Лампа снова начала коптить. Жирный запах керосина распространялся по комнате. Я тихо сжал обеими руками руку Сусанны. Эта рука дрожала, как испуганная птица. Ночь тяжело дышала на пороге двери, как больная корова. Ее горячее дыхание проникало в комнату с шелестом древесной листвы и шепотом реки.
— Я видела их, когда они выходили отсюда, — сказала Сусанна, дрожа, — их можно было принять за привидения.
Мы еще долго сидели молча в полутьме этой комнаты. Я чувствовал, как горькая печаль переполняла меня. Я не верил более собственным словам. Они стали дурными и лживыми. И даже наше молчание казалось мне дурным и лживым.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: