Пётр Червинский - Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц

Объектом исследования в настоящей работе были названия лиц в языке советской действительности. Те из них, которые можно определять как оценочные. Выбор был обусловлен несколькими причинами. Советский период развития языка, что отмечают как словари, так и многочисленные исследования, сопровождался значительным и постоянным ростом количества наименований лиц [Протченко 1975: 272—273]. Явление, вызванное, по мнению И. Ф. Протченко, воздействием социальных факторов, порождающим спрос на наименования, отличительной чертой которых является разнообразие, предполагающее «обозначение человека по множеству признаков (по отношению отдельной личности к природе и обществу, по политическим убеждениям и идейно-нравственным показателям, а также по трудовому, профессиональному признаку, по внешним качествам, душевным, моральным свойствам и т. д.)» [Протченко 1975: 272]. Социоцентристская природа советской агитационно-массовой пропаганды предполагала необходимость обращения к человеку, с одной стороны, как к объекту воздействующего влияния, с другой, как к предмету необходимой дескрипции и надлежащей оценки. Контроль и распределение как ведущие механизмы провозглашенного в самом начале социалистического строительства в конечном итоге и в первую очередь касались общественного и человеческого ресурса. Новое общество должно было строиться на основе ясного представления о том, кто есть кто, с кем и как предстоит иметь дело и каким, в связи с этим, должно быть совместное, выработанное и оценочное отношение к нему. Категоризация признаков, определяющих отношение к человеку, по этим причинам, в немалой степени должна была связываться с когнитивным ядром формируемого языка, а системы оценки отображать его внутреннее, воздействующее, направленное на личность и общество, существо.

Как и в любом ином случае, советский язык в данной сфере формируется и создается на базе национального языка, заимствуя из него, используя и перерабатывая в своих интересах и целях средства и механизмы, которые характерны, как экспрессивно-оценочные в рассматриваемом отношении, в целом для русского языка. Отсюда отмеченная ранее проблема неоднозначного разграничения в материале общеязыкового и специфического, не имеющих строгих границ и не располагаемых полярно. Наряду с типично советскими, возможно при этом новыми и (ли) собственными, образованиями, существуют, с одной стороны, единицы русского языка, советскому языку не свойственные, для него не типичные и им избегаемые, а с другой, такие, которые, напротив, ему присущи, используются им, в нем встречаются, в большей или меньшей степени активны и свойственны для него, равно как и в большей или меньшей степени прошедшие в нем обработку. Поскольку трудно при первом подходе к материалу возможные виды, формы и степени подобного адаптивного отношения различить (но что желательно было бы сделать в последующем), обратим в настоящем исследовании внимание на две взаимонаправленных стороны. Во-первых, сам языковой материал, пытаясь понять в нем и выявить прямо не обнаруживаемый критерий советскости. А во-вторых, систему, набор семантических категорий оценки, типичных и характерных для отношения к человеку, проявляющего себя в соответствующих единицах советского языка. Руководящим стремлением на этом этапе анализа было, могло быть, не обобщение, а поиск, желание подобрать ключи к не совсем обычному материалу. Не совсем обычному в тех отношениях, о которых уже говорилось: органической связанности при внутренней чуждости общему языку, создаваемости, формируемости из него, на его материале, с одновременным отторжением и отрицанием его и в нем; малоисследованности, почти неизученности, в известном смысле закрытости, при внешней своей очевидности, узнаваемости и общепонятности 2 2 Пропагандистски навязчивый, унитаристский характер советского языка, вызвав к себе неприятие и отторжение, породил, как обратное действие и реакцию, скорее эмоционально заряженное и обличающее отношение у лингвистов, писавших о нем, чем стремление взвешенного и последовательно системного определения и описания внутреннего его существа. Обращаясь к советскому языку, исследователи отмечают в нем в первую очередь внешние, броские признаки в лексике, фразеологии, словообразовании, а не категориальную продуцирующую природу его существа. , уходе в пассив, но каким-то замедленным, обращаемым, с постоянным присутствием, образом 3 3 В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитина определяют это явление как своего рода потенциальный уход в пассив: «Некоторая иллюзия живого функционирования советизмов поддерживается частотностью их былого употребления на страницах советской периодической печати, общественно-политической и художественной литературы, еще не утратившей своей актуальности. Поскольку потенциально вся советская лексика относится к разряду устаревшей (П. Ч.), но передвижение ее из активного словарного состава в пассивный еще далеко не завершено, разработка принципов использования пометы устар. … могла бы оказаться наиболее серьезной из всего комплекса проблем стилистической параметризации материала.» [1998: 8] . Потенциальные эти, растянутые во времени, устаревание и уход, с одной стороны, создавая иллюзию избавления, дают ощущение отсутствия необходимости и право не заниматься, не интересоваться себя неизбежно уже изживающим языковым состоянием не слишком приятного прошлого. С другой, не изжитое до конца, не осознанное, оно незаметно присутствует где-то в глубинах его породившего языка и языкового сознания. А с третьей, все-таки уходя, отдаляясь в своем ощущении и во времени, оно все более теряет возможность остаться замеченным и описанным необходимо должным образом, с надлежащей подробностью, основательностью и глубиной. Таковыми отчасти были предпосылки обращения к интересовавшему материалу.

Теперь о нем уже непосредственно. Объектом исследования были слова типа аллилуйщик, зажимщик, перестраховщик, халтурщик, авральщик, срывщик, фарцовщик, прогульщик, трутень, перебежчик, анекдотчик, антисоветчик, валютчик, попутчик, волокитчик, доносчик, аппаратчик, растратчик, антиобщественник, клеветник, саботажник, единоличник, мешочник, взяточник, отказник, подкулачник, пособник, шабашник, двурушник и т. п., служившие материалом выявления когнитивной системы оценок поведения, позиции, общественной роли и прочего применительно к человеку. Предполагаемым итогом такого подхода может быть, как уже говорилось, внутренний категориальный критерий советскости в отношении языковой единицы и также категориальные основания концепции человека во внутреннем представлении (т. е. не обязательно осознаваемом, явном и очевидном) советского языка. Проблемы идеологизации, идеологизированности, пропагандистской политизированности, публицистичности официоза, унитарности, однопартийности, деперсонализированной мифологичности, этатизма, социоцентризма советского языка, равно как и прочей его направленности, при подобном подходе, как-то с ним, безусловно, связанные, не играют, однако, определяющего значения. Выводом и результатом должны быть семантизированные категории порождения и восприятиявербального выражения, то, что имеет свое непосредственное отношение к когнитивному направлению в лингвистике и изучению языковой картины мира, тех или иных ее сторон и фрагментов, в данном случае не столько национального, сколько советского языка как его узуальной проекции. Окончательным выходом может быть выявление отношения языковой картины национального и советского языка, с определением общего и различного между ними. Однако это задача глубокой и основательной перспективы.