Сергей Мазуркевич - Коллекция заблуждений. Люди. Том второй

Дошедшая до такой степени лесть при дворе, и от людей в дела употребленных, начели другими образами льстит. Построит ли кто дом, на данные от нее отчасти деньги, или на наворованные, зовет ея на новоселье, где на люменации пишет: «Твоя от твоих тебе приносимая»; или подписывает на доме: «Щедротами великия Екатерины», забывая приполнить, но разорением России; или, давая праздники ей, делают сады, нечаенные представлении, декорации, везде лесть и подобострастия изъявляющия…

Дружба чистая никогда не вселялась в сердце ея, и она готова лутчего своего друга и слугу предать в угодность любовника своего. Не имеет она материнских чувств к сыну своему и обо всех за правило себе имеет ласкать безмерно и уважать человека, пока в нем нужда состоит, а потом, по пословице своей, выжетой лимон кидать.

Улыбнитесь

Английский посланник подарил Екатерине телескоп, который ей очень понравился. Придворные, желая угодить государыне, спешили наводить инструмент на небо и уверяли, что довольно ясно различают на луне горы.

– Я вижу не только горы, но и лес, – сказал граф Львов.

– Вы возбуждаете мое любопытство, – произнесла Екатерина, поднимаясь с кресла, чтобы посмотреть.

– Торопитесь, государыня, лес рубить начали, вы не успеете.

Бытует мнение, что «мудрая северная Минерва» стремилась к просвещению народа. На самом же деле сама Екатерина всемерно способствуя созданию своего образа просвещенной Матери Отечества практически ничего не сделала для того, чтобы ее народ стал пусть даже немного образованней. Широкого развития народного образования она опасалась*, а задумку развития сети народных училищ, ей «завершить не удалось: при ней было открыто несколько губернских училищ („гимназий“), не везде были открыты уездные; и не было учреждено ни одного университета» (Платонов)

Екатерина писала губернатору Москвы: «Я не устраиваю школ, но для Европы надо сохранять в общественном мнении наше отношение. В тот день, когда наши крестьяне пожелают учиться, ни Вы, ни я не останемся на своем посту».

О каком просветительстве может идти речь, если проведенные Екатериной Второй реформы были направлены на укрепление власти дворянства, другим словами, на упрочение рабства в России.

Как же проекатерининские историки объясняют то, что никакого просвещения народа на деле, а не на словах не было?

Так, Ключевский писал: «Екатерина поняла, что в просветительном движении эта власть может и должна стать в другое отношение к обществу, непохожее на то, какое существовало между обеими этими силами на Западе. Там общество через литературу поучало правительство; здесь правительство должно было направлять и литературу и общество».

Наш современник М. И. Микешин продолжает мысль Ключевского: «Царица устроила – и не одну – кампанию общения с народом выходами, поездками, манифестами и более всего разговорами.

Разговоры эти по преимуществу велись в салонах, поскольку и «народ» тогдашний вращался в них же. Салон был не только местом общения и типом времяпрепровождения. Это были еще и своеобразные «средства массовой информации», которые, вместе с перепиской, вполне создавали имиджи и паблисити для любого члена высшего общества. Поэтому тогда не быть допущенным в салон означало примерно то же, что современному политику не быть допущенным на программу телевидения. Иностранные послы были фактически представителями одного салона в другом. Путешествующие дворяне перемещались не только из города в город, но и из общества в общество, из салона в салон, где принимали любого приезжего, если он соответствовал «рангу» салона.

Просвещение как форма, стиль жизни – это и есть салон плюс его «аксессуары». Салон не имел никакого прямого отношения к нравственности, это была форма организации жизни и общения по своим строгим правилам, и времяпрепровождение в нем могло казаться пустым, пошлым, никчемным, безнравственным тому, кто «не играл в эти игры», кто смотрел на эту форму жизни извне, был чужим и воспринимал лишь внешнюю сторону «праздника жизни». Атмосфера роскоши и праздника – необходимая часть салона (бала, маскарада – как разновидностей салона). Кроме естественного стремления разнообразить, украшать свою жизнь и развлекаться, существовали еще причины «купания в роскоши»: древнее стремление выказыванием роскоши и богатства демонстрировать свою власть и благополучие, возможность «разговора» культурным языком символов с себе подобными. Просвещенный абсолютизм – это абсолютизм салонов. Просвещение – это салонная беседа. Письма – это «салон по переписке», это продолжение и расширение салона на тех, кто отсутствует, но остается частью «общества» (многие письма были рассчитаны на чтение вслух). Даже беседа один на один была частным случаем салона, она так и понималась современниками (ср. беседы Екатерины и Дидро, Дашковой и Дидро и т. д.). Мемуары были «салоном для будущего». Просвещенный человек – это человек, приобщенный к салону, то есть обладающий всеми возможностями, необходимыми для ведения салонной жизни. Жизнь в усадьбе – это тоже салон, только на пленэре, она невозможна без гостей, званых обедов, праздников, охоты, бесконечных разговоров».

Понятно, что при таком подходе можно говорить только о чисто внешнем просвещении очень узкого круга лиц. Когда в 1787—1788 годах народ в России повсеместно голодал знать «просвещалась» на роскошных салонах, балах, маскарадах, охотах. Основным же средством «просвещения» были разговоры, в том числе, наверное, и о тяжкой доле простого народа. А может вместо того, чтобы «разговоры разговаривать» было бы лучше сделать хотя бы один реальный шаг для истинного, а не «салонного» просвещения народа. И тогда неумеренное славословие в адрес «мудрой Северной Минервы», столь присущее многим современным прозападным историкам было бы в какой-то степени оправданно. Но не было такого шага. А любые пустопорожние беседы под заморские и отечественные деликатесы, сопровождаемые танцами и флиртами, всегда можно оправдать умными (а точнее заумными) словами, назвать, например, сакрализацией аристократического этуализма, в преломлении дискурсивного потока самосознания нации. Более того можно не только назвать, но и доказать, используя все те же умные (заумные) слова. Но все равно это будут детские игры интеллектуалов и не более того.

Цитата на полях

Все царствование сей самодержицы означено деяниями, относящимися к ея славолюбию.

Множество учиненных ею заведений, являющихся для пользы народной заведенных, в самом деле не суть, как токмо знаки ея славолюбия, ибо, естли бы действительно имела пользу государственную в виду, то, учиня заведения, прилагала бы старания и о успехе их, но, довольствуяса заведением и уверением, что в потомстве она яко основательница оных вечно будет почитаться, о успехе не радила и, видя злоупотреблении, их не пресекала.