Джон Ури Ллойд - Этидорпа, или край Земли

[Из эпилога будет видно, что господин Друри согласился изменить часть книги. Я с радостью это сделал, убрав леденящие душу эпизоды. Используя слова профессора Венейбла, они "не согласуются с общим изяществом книги". Д.Ллойд]

"Стойте, старик, прекратите!- в ужасе закричал я. - Мне этого достаточно. Вы дурачитесь со мной, демон. Я не просил рассказывать истории ночных кошмаров, леденящие кровь повествования маниакальных исследований того, кто безрассудно гонится за своим отвратительным влечением и дискредитирует имя науки".

"Вы просили увидеть свой собственный мозг".

"А взамен получил ужасную историю" - сердито ответил я.

"Так извращенные люди, неправильно истолковывая цель науки, отвечают на вопль человечества - сказал он. - Одна за другой взлелеянные ценности христианства были выкрадены из веры. Что может заменить матери ребёнка, который был утерян?"

"Тот свет, - ответил я - предлагает утешение".

"Ба! - сказал он - Разве другой искатель на том же самом научном поприще не говорит матери, что там не остаётся ничего от личности, что она больше никогда не увидит своего ребёнка? Один учёный крадёт ребёнка, другой забирает его душу, третий уничтожает небеса. Они идут, подобно голоду и чуме, рука об руку, существуя во всём, что жаждущее человечество считает сокровенным, и не предлагают осязаемого возвращения за пределы материалистического настоящего. Та же самая наука, которая как будто многое делает для человечества, будет продолжать, так называемую, материалистическую цивилизацию до тех пор, пока, подобно тому, как дрожжевые ферменты размягчаются в своих выделениях, научная мысль не создаст условия для того, чтобы вычеркнуть себя из существования и разрушить цивилизацию, которую она создаёт. Наука бессердечна, несмотря на личную чистоту большинства её бесполезных приверженцев. Она - вор, и не обыкновенных богатств, а ценностей, которые нельзя заменить.

Прежде научных доказательств умирает любовь матери, и надежда на бессмертие погибает. Остерегайтесь материализма - конца науки человека. Остерегайтесь начала биологического исследования, ибо тот, кто начинает, не может предвидеть окончания. Откровенно Вам говорю: ни один человек, когда-либо занимавшийся частью научной мудрости, ставящей под сомнение жизненную сущность, не осознаёт возможного конца своих исследований. Коварный служитель становится тираническим мастером. По сравнению с ним взломщик невиновен, а конокрад безгрешен. Научная мысль начинается в мозгу человека, наука доказывает, что наступит конец всем вещам с концом материального мозга человека. Остерегайтесь Вашего собственного мозга".

"Я не боюсь, - ответил я - что это когда-либо приведёт меня к беспокойству верующих и их учений, и я не отступлю. Я требую того, чтобы увидеть мой мозг".

"Ваше требование сейчас будет исполнено. Вы предупреждены о следствии, которое может последовать после начала этого исследования. Вы ускоряете следствие. Моя ответственность прекращается. Ни один человек науки не осознавал результат, когда приступал к исследованию своего мульсирующего мозга, и следствие колебания науки, ибо человек пребывает в скрытом будущем. История, которую я рассказал, подлинная, так как тысячи доверчивых людей пришли к неверию, которое они пережили. Наивные последователи сокровенных учений могут также понять (кто осознаёт это), что их религия и надежда на небеса ускользают под непрерывными набегами бессердечного материалистического исследователя, окутывающего себя одеяниями науки".

Резко поднявшись, он схватил мою руку: "Вы увидите Ваш мозг, человек. Пошли.”

Глава 30

Взгляд назад. Живой мозг

Как я сказал, старик сопроводил своё слово "пошли" вставанием с кресла, а затем он продемонстрировал свою силу, гораздо большую в соотношении с его возрастом. Он взял меня за пояс и притянул к двери. Сразу же поняв, что он намеревается взять меня с собой, я запротестовал, сказав, что не вполне готов. "Моя шляпа, по крайней мере..." - настоял я, поскольку он не обратил внимания на мою первую просьбу.

"Ваша шляпа у Вас на голове" - ответил он.

Это была правда, хотя я был уверен, что шляпа раньше была повешена на крючок в дальней части комнаты, и равным образом я был убеждён, что ни мой компаньон, ни я сам её не трогали. Не оставляя мне времени на раздумья, он открыл дверь и втолкнул меня в холл, а оттуда - на улицу. Как будто зная город в совершенстве, он вёл меня от дома по уединённой стороне улицы, на которой я проживал, в восточном направлении к деловым кварталам - Западному Ряду. Наш путь привёл нас вниз к реке через Седьмую, Девятую и Восемнадцатую улицы. То и дело пешеходы останавливались, чтобы поглазеть с удивлением на уникальное зрелище: как старый человек ведёт молодого, но они не сделали ни одного усилия потревожить нас. В молчании мы прошли из деловой части города в затемнённый район, в темноту Пятой улицы. Здесь обитатели были победнее. Стали появляться многоквартирные дома и фабрики. Мы были в таком квартале города, в котором незнакомцы, приходящие ночью, были редки, если они вообще появлялись. И я не был уверен, что здесь можно было бы чувствовать себя защищённым в любое время после захода солнца, и в гораздо меньшей степени - находясь в такой сомнительной компании. Я протестовал против такого неблагоразумия, а мой ведущий не реагировал, но вёл меня мимо мерцающих газовых фонарей, которые то и дело появлялись на пересечениях Третьей, Жемчужной, Второй и Водяной улиц, пока, наконец, мы не оказались в темноте на берегу реки Огайо.

Странно, в то время паромы совершали рейс каждые полчаса, и, тем не менее, пароход стоял на посадке как будто по договорённости. Страх начал овладевать мною, и так как мысли мои возвращались к тому вечеру, я не мог понять, как позволил привести себя без крика и сопротивления из моего безопасного дома к реке Огайо в такой компании. Я могу объяснить это приключение лишь тем, что невольно вызвал моего приятеля к выполнению опыта, что он и делал, и что внутреннее сознание гордости и справедливости вынудило меня разрешить ему задействовать его методы. Не разговаривая, мы пересекли реку, и быстро поднявшись на набережную улицу, взяли курс вверх по Главной улице в Ковингтон. Всё ещё будучи ведущим, мой пожилой спутник без колебания шёл вперёд к пересечению Главной и Пайк улиц. Отсюда мы повернули направо. Следуя к последней дороге, мы прошли мимо старого кожевенного завода, который я узнал по старым приметам, и поднялись на холм. Мы продвигались вперёд, пройдя мимо отеля "Нимейр", и вскоре оказались на открытой местности в Лексингтоне. Мы пошли по грязи диагонально к холму Ковингтона. Затем у крутого поворота на дороге, где она кружилась вокруг холма, мы оставили шоссе, и пошли вниз с холма к оврагу, который покрывал нижнюю часть авеню. Мы прошли довольно много с тех пор, как оставили позади себя газовые фонари и тротуары. И теперь, когда мы прошли проезжую дорогу, мы находились на грязном месте на значительном возвышении холма. Оглядываясь назад, я видел бесчисленные огни по всему городу Цинцинатти, Ковингтон и деревни Нью-Порт, сверкающие на большом расстоянии внизу и позади нас.