Джон Ури Ллойд - Этидорпа, или край Земли

Некоторые белки прыгают, а затем плывут по воздуху. Муравьи вообще не имеют зубов, в то время как медведь гризли может своими коренными зубами сокрушить оружейную бочку.

Утконос Южной Австралии имеет тело крота, хвост енота, плоский клюв утки, плавник морского котика в сочетании с лапами крысы. Он, как и птицы, откладывает яйца, но кормит, как другие млекопитающие, своих детей грудью. У сумчатой крысы имеется хватательный хвост, как у некоторых обезьян, в добавление к живому мешку или карману, в котором самка носит своего крошечного малыша. Потомство вида древесной лягушки дышит через специальный орган своего хвоста. Детёныши большой южноамериканской жабы зарываются под кожу матери, а другой их вид с Чили при рождении заползает в глотку лягушки-отца, и под низом челюсти у отверстия фальшивой мембраны, покрывающей всё брюшко, и находится там в безопасности. Три разновидности лягушек и жаб вообще не имеют языка, в то время как у всех остальных язык прикреплён верхней частью к концу рта и свободен за его пределами. Ординарная лягушка-бык имеет бросающиеся в глаза большие лапы, а её родственница, так же, как и остальные, имеет голову, напоминающую лягушачью, но ни хвост, ни лапы не напоминают лягушку, а тело растягивается, как будто это червяк. Длинные худые пальцы летучей мыши соединены мембраной, которая способствует тому, что она летает, как птица, хотя в противоположность этому пальцы крота, её близкого родственника, короткие и небольшие, но массивные по сравнению со своим скелетом. Первая летает по воздуху, а последний - роется (почти летает) сквозь землю. Большой муравьед имеет искривлённую голову, которая втянута в тонкую сопатку, он не имеет зубов, у него тонкий и длинный язык, большой пушистый хвост, а клешни, которые не дают этому созданию зарываться в землю или взбираться на деревья, восхитительно адаптированы для того, чтобы разрывать на кусочки муравьиные кучи. Его близкие родственники - броненосец и трёхпоясный шаровой броненосец - имеют круглые тела, покрытые костистыми пластинами, и короткий, роговой и кривой хвост. А другой его родственник - длиннохвостый ящер - имеет хвост, как у аллигатора, который вместе с телом покрыт роговыми, покрывающими друг друга чешуями.

У кита Гренландии огромная голова, занимающая более трети его длины, у него нет зубов, а глотка не намного больше, чем у рыбной присоски. Золотой крот имеет настолько симметричное тело, что если бы не рыло, то расположение его головы было бы трудно определить без близкого рассмотрения, а лапы его настолько коротки, что если бы не было мощных когтей, то их вообще нельзя было бы заметить. У единорога прямой скрученный бивень, а..."

"Постойте, постойте, - перебил я - Вы полагаете, что меня интересуют эти хорошо известные контрасты в структуре животных?"

"А разве Вы не подвергали сомнению возможность описания, которое я дал, уродливых пьяниц и формы моего подземного гида?" - резко ответил мой гость.

"Да, но я говорил о людях, а не о животных".

"Человек есть животное, а различие между всевозможными видами животных гораздо большее, чтобы это описать, чем между моим спутником и человеком земной поверхности. Кроме того, если бы Вы дали мне продолжить описание животной жизни под поверхностью земли, то я показал бы Вам, что у моего гида имеются их атрибуты. Из всех указанных созданий только у крота подземное происхождение. Он, подобно моему гиду, не имеет глаз".

"Продолжайте, - сказал я - мне бесполезно сопротивляться, хотя..."

"Хотя что?"

"И всё-таки у меня есть другие темы для обсуждения".

"Назовите".

"Мне не нравится способ, которым Вы постоянно критикуете науку, особенно в отношении ответственности того сумасшедшего анатома. [2]

Мне кажется, это был маньяк, хоть и одарённый, но сумасшедший, и науке не повезло в том, что такой кошмар отяготил её".

"Верно, и, тем не менее, через труд таких, на первый взгляд кажущихся бессердечными, созданий наука сильно продвигается. Если бы не было исследователей, кто перешагивает за пределы установленных методов, и таким образом подвергает критике своих предшественников, то наука ослабла бы и дезинтегрировалась. К тому же, почему науку нельзя судить по правилам, которые она применяет к остальным?"

"Что Вы имеете ввиду?"

"Кто больше материалиста науки чувствует себя свободным критиковать религию?"

"Но человек религии не жесток".

"Разве Вы не читали историю? Разве Вы не содрогались от преступлений, совершённых от имени человеческих религий?"

"Да, но эти жестокости были совершены обманутыми людьми под маской церкви или фальшивой религии во времена тёмных эпох. Порицайте не религию, а людей, которые злоупотребляют ею".

"Да, - добавил он - Вы правы, это были фанатики, сумасшедшие существа. Даже их сообщества, неистово бешенные. Своими ошибками полоумные вожди могут затуманить умы людей, тем самым став вождями полоумных народов. Нет, не один научный энтузиаст, как я описал, пытающий несчастного ребёнка в одиночестве своего дома, а целые нации занимаются сжиганием, пытками, разрушением и грабежами. Но это не относится к нашему предмету. Я напоминаю, остерегайтесь науки человеческой биологии. Человек, который вступает на поле, не может предвидеть конца. Человек, изучающий науку жизни и записывающий свои эксперименты, не может знать о крайностях, к которым может прийти фанатичный последователь, несущий мысленный ток своего лидера. Я не преувеличил урок. Между прочим, нынешняя наука в действительности пытает, калечит и разрушает человечество. Действие разрушения перешло от варваров и религиозных фанатиков к следующим за ними ревнителям науки".

"Нет, послушайте же, нет".

"Кто создал паровую машину? Кто развивает улучшенные механизмы? Кто создаёт улучшенную артиллерию и взрывчатые вещества? Учёные".

Он заколебался.

"Продолжайте".

"Подсчитайте разрушенное и разграбленное за каждый год, добавьте сюда страдания и горе, которые получаются в результате взрывов, несчастных случаев, катастроф, которые происходят вследствие научных усовершенствований - и будет аналогия тёмным векам. Прибавьте к уже имеющемуся ужасное разрушение, которое происходит при войне среди научных народов - и будет видно, что научный энтузиаст настоящего времени занял место обманутого фанатика прошлого. Будем же справедливы. Поставьте на чашу весов добро, которое сделала религия, а на чашу весов науки то добро, которое сделала она, и Вы не ошибётесь - обе они оставляют за собой атмосферу, насыщенную страданиями, дорогу, убелённую костями человечества. Ни молодые ни старые не знали пощады и, насколько это касается страждущих, не имеет значения - замучен ли был человек от пыток инквизиции, или убит от шпаги предателя. Он содрогается в агонии от ожога паром или калечится от взрыва нитроглицерина".