Кати Беяз - Мемуары Ведьмы

Глаза бабушки заметно раскрылись от удивления, затем она прищурилась и свернула губы в трубочку. Всем нам теперь плетёный человечек виделся иным – чем-то злобным, а не оберегающим. Он, казалось, жаждет чьей-то крови с этим рябиновым взглядом и ужасающе длинными, растопыренными ветками-руками.

– Тебе, баб Валь, люди жизнь свою доверяют, а ты… – протянув последние слова и качая головой, пожаловалась женщина.

– Тут что-то не так, Ольга, мне надо…

– Ладно, чего там, оправдаться можно по-всякому, а кто мне здоровье вернёт и рассудок любимого мужа? – перебила та бабушку.

– Мне надо подумать, что там у тебя произошло на самом деле. И покамест я не могу говорить пустого и придумывать небылицы, – сухо ответила бабушка, стараясь игнорировать давление недовольной клиентки, – а ночевать вам с мужем лучше вне своего дома сегодня.

Ольга подняла брови, напрягла губы и повернула голову вбок, выражая своим видом глубокое разочарование в способностях ведуньи. Она вышла из дома, не произнеся больше ни слова, но из открытого окна до нас снова донёсся её осуждающий тон.

Бабушка сидела с задумчивым лицом, глядя в пол; затем глубоко вздохнула и взяла плетёного человечка газетой, велев мне не выходить из дома и не смотреть в окно. Разумеется, я её послушалась.

Задрав ноги, я уселась на кровати в углу и стала изображать в большом альбоме для рисования плетёного человечка. Вскоре я услышала звук разгорающегося костра и говор моей бабушки. Я прекратила рисовать, отложив всё в сторону, и напряглась всем телом, стараясь услышать немного больше из того, что происходило во дворе. Бабушка, в свою очередь, тараторила что-то на неизвестном мне языке, как вдруг послышался визг, самый настоящий визг! На секунду я подумала, что это она, но сквозь череду визжаний я всё ещё могла слышать её невнятное бормотание. Мне стало не по себе, и средь бела дня мои руки покрылись мурашками. Затем все звуки смолкли, и я почувствовала запах жжёных перьев – такой, словно дед только что опалил курицу. Потом запах совсем исчез, как и не было; и в дом зашла бабушка, а вместе с ней на языке появился горький привкус полыни.

– Кто это визжал? – с порога спросила я.

– Оберег визжал, – как-то подавленно ответила она.

– Так он был живой? – с ужасом спросила я, отклонившись спиной назад, словно меня отпихнули не рукой, а произнесёнными словами.

– Да, живой. Он, конечно, не станцевал бы тебе лезгинку, но заставить одного человека убить другого он вполне смог бы. Иди лучше принеси мне кое-какие вещи из погреба.

Когда я вернулась со всем необходимым, бабушка уже разложила на столе белый платок, на котором было что-то вышито. Приблизившись и присмотревшись к золотой вышивке, я обнаружила перед собой самую настоящую пентаграмму. На молочном шёлке античным люрексом была вышита пятиконечная звезда с магическими знаками в центре каждого из лучей и одним большим символом посередине.

Я немного оторопела, ведь этот знак всегда ассоциировался с нечистой силой и, по моим соображениям, на полных правах причислялся к чёрной магии. Бабушка заметила мой взгляд и расплылась в улыбке.

– Магия не может быть чёрной или белой, магия она и есть магия. Вот мысли человека – это совсем другое дело. Именно наши мысли имеют определённый цвет и оттенок, подобно умению разжигать костёр, который в одних руках способен согреть, а в других – сжечь дотла, – пояснила она.

Разгладив руками немного примятый шёлк, она даже выдохнула в сторону, дабы не нарушить гладкость привередливой ткани, и продолжила:

– Приёмы же в магии примерно одинаковы, и перед тобой сейчас один из самых мощных колдовских символов. Были времена, когда этот знак нарочно приписали к чернокнижию, что было лишь попыткой запугать людей в надежде, что они забудут, как пользоваться этой невероятной силой. Впрочем, надежды оправдались.

Бабушка взяла фиолетовые кристаллы и поставила их по краям знака. В центр она поместила толстую свечу тёмно-зелёного цвета, которая была явно самодельной. В ней прорисовывались мелкие детали трав и даже цветочков; её поверхность не была идеально ровной, а больше походила на кусок тёмного теста или глины. Я могла даже различить отпечатки пальцев того, кто её лепил. Любования свечой были остановлены треском травы, которую бабушка разожгла для ритуала. Пылающая бледно-голубая веточка приблизилась к свече, и всё зелёное туловище той будто бы ожило. Оно стало местами прозрачное, с увековеченными навсегда остатками полевых цветов и трав, из отвара которых она была когда-то изготовлена. Бабушка дала свече разгореться и прочла заклинание, состоящее из трёх коротких слов. Я даже улыбнулась, ведь мне показалось, что она шутит, забавляя меня детским стишком типа «абракадабра»… Но бабушка казалась сосредоточенной и серьёзной. Она задула огонь на ветке, всё ещё держа её в руке, и в то же мгновение от травы стал исходить тёмный дымок тонкой струйкой вверх. Ведунья поднесла её к одному из лучей пентаграммы – та по прежнему дымила, – затем ко второму лучу, к третьему, и вдруг на моих глазах тающая в воздухе струя дыма устремилась не вверх, как положено по всем законам гравитации, а прямо вниз, прямо в центр одного из магических знаков. Это было таким завораживающим и не поддающимся никакому объяснению, что мне показалось, будто в этом месте есть отверстие, через которое сквозняк уносит дымок куда-то под пол. Я почти рефлекторно наклонилась и заглянула под стол. Отверстия, разумеется, не было, но когда я снова взглянула на поверхность стола, то наполовину чёрная ветка травы уже перестала дымить вовсе. Бабушка закончила ритуал, поблагодарив все атрибуты, я же поспешила спросить, что это всё значит.

– Это значит, что моя магия встретила чужую магию, образовав что-то живое, – глубоко вздохнув, ответила она. – Мой магический посыл встретил в том доме другой магический посыл и породил жизнь в плетёном человечке. Эмоции хозяйки дома определили перевес этой жизни в тёмную сторону.

Нашу клиентку не пришлось долго ждать. Она была человеком резким, порой конфликтным, и даже с родственниками ей не получалось обрести теплоту общения. Ей хотелось поскорее вернуться в свой дом, и она сразу с порога требовательным голосом попросила у бабушки разъяснений.

– Садись, – пригласила она Ольгу к круглому столу, отодвигая стул.

– Ой, давайте побыстрее, и только без этих плетёных игрушек теперь, – напыщенно заявила она.

– С ними или без, свою магию ты сама должна убрать, и я тебе в этом не могу помочь, – спокойно, наливая чай, начала разговор бабушка.

Женщина закрыла глаза, взялась двумя пальцами за переносицу и сделала глубокий вдох.