Гайк Октемберян - Посвящение Исиды. Том первый. Эта книга о дежавю, о потопе, о посвящении

Я не очень-то и надеялся на обещанный уголь. Но через несколько дней грузовик с длинным кузовом остановился на дороге рядом с нашим домом, и мне пришлось помогать сваливать на край дороги оставленную для нас КУЧУугля. Почти ДВЕтонны угля оказалось на дороге рядом с нашим домом. Я зашёл домой, взял бутылку армянского коньяка, чтобы отнести дяде одноклассника за уголь.

– Что ты ДЕЛАЕШЬ?! – стал возмущаться отец. – Этот коньяк стоит больше, чем этот уголь!

– Пусть будет больше! Наверное, ты сможешь уголь привезти?! И на уголь есть у тебя деньги?! Ты по холоду станешь ходить туда-сюда, чтобы узнать, где можно его купить?! Или уголь нам не нужен?!! У меня нет сил думать ещё и том, что как купить и привезти уголь?! Сколько раз мне пришлось ходить туда-сюда, чтобы привезти дрова? Ты их привёз?! Мне ДВАпришлось за ними ездить!! Разве не лучше, что мне не нужно уже думать об угле?! Другой уголь для меня обошёлся бы ещё дороже, чем этот коньяк!! Где здесь больше?! – сорвался я в ответ на него и ушёл.

Уголь оставался лежать с края у дороги. Его нельзя было так оставлять. Его нужно было перетаскать за ограду, иначе проезжающий трактор, который прочищал бы дорогу, мог сгрести весь уголь куда-то в сторону, в сугробы снега. И кому пришлось бы добывать этот уголь добывать из сугробов снега? Опять мне? Ни моему отцу, ни моей сестре словно не было никакого ДЕЛАдо того, что уголь оставался лежать у края дороги. Их не беспокоило и то, что у нас не было даже вёдер, чтобы перетаскивать этот уголь.

Когда я отдал дяде бутылку коньяка, не стал просить у него дать мне на один вечер ДВАведра. Уже совсем стемнело, когда я вышел из дома дяди и отправился к бабке одноклассника за вёдрами. И мне пришлось пройти ещё столько же, сколько шёл к дяде. Когда взял у бабки ДВАстарых ведра, пошёл в обратную сторону. Когда я вернулся домой, стало ясно, что за время моего ОТСУТСТВИЯиз меня там СДЕЛАЛИпредмет обсуждения. И было ясно, что с каким ЕДИНОДУШИЕМотец с сестрой принялись меня обсуждать. О том, что уголь так нельзя оставлять, что его нужно перетаскать за ограду, они не заговорили.

Я несколько минут постоял у печки, чтобы немного согреться, и снова вышел на мороз, чтобы перетаскать уголь. Где-то через полчаса отец вышел из дома, чтобы начать помогать мне таскать уголь. Я со злостью сказал ему, чтобы он возвращался в дом и продолжал меня обсуждать ДАЛЬШЕ, что справлюсь как-нибудь без него. Больше ДВУХчасов мне пришлось перетаскивать этот уголь. Потом я снова отправился к бабке, чтобы вернуть вёдра. Мне ЛЕГЧЕбыло пройти больше ДВУХкилометров в одну сторону, затем в обратную, чем оставлять НЕОБХОДИМОСТЬвозвращать вёдра, которая давила бы меня и мучила, до утра, на следующий день.

Мы заняли ту часть дома, в которой мной не было замечено НИЧЕГОиз уже виденного. Только полдома нам нужно было отапливать. До наступления тёплых дней угля, который у нас был, нам ВПОЛНЕмогло ХВАТИТЬ.

Нам предстояло ещё узнать о том, что какими «живодёрскими» ценами с нового года всех КРУГОМобложат, и том, что каким циничным жужжанием и какими чудовищными потоками лжи всё это будет сопровождаться. И ДАЛЬШЕкаждый год будет начинаться с очередного подьёма цен. Это превратится в какую-то национальную традицию. И всё будет преподноситься так, словно это не кто-то так цены стал поднимать, а сами цены так дружно, как по какой-то команде, начинали подниматься, из-за какой-то «инфляции». Какие-то психотеррористы, которые поднимали цены, всех стали запугивать тем, что ещё немного и может появиться как ещё более страшный зверь, «гиперинфляция», который всё, что угодно, уже сможет сожрать. Почему они не переводили слово «инфляция»? Чтобы не называть происходившее надувательством?

Тех денег, которые у нас оставались, могло ХВАТИТЬтолько на довольно-таки скудное пропитание. Они стали таять быстрее, чем весенний снег, хотя до наступления весеннего тепла оставалось ещё много времени.

Оставшийся ДОЛГза дом тяжелейшим камнем повис у меня внутри. Этот ДОЛГостался какой-то ОТКРЫТОЙ ДЫРОЙ. В сберкассе раз за разом продолжали уверять нас, что счёт пока не перевели. И эти заверения были частью всеобщей чудовищной лжи, против которой как НИЧЕГОнельзя было СДЕЛАТЬ. Для меня ПРЕДЕЛЬНОясно было то, что мы УСПЕЛИвыбраться из Армении, что УСПЕЛИпройти там, где за нами всё стало осыпаться. Если бы мы хоть немного задержались, то наши потери могли оказаться намного большими.

То, что дядя одноклассника постарался для нас СДЕЛАТЬ, стало СВЯЗЫВАТЬменя. Он обещал, что скоро мы начнём работать. Мне приходилось в конце каждой недели заходить к нему домой, чтобы узнать о том, что когда же начнём работать. И он каждый раз переносил начало работы на начало следующей недели. Чем ДАЛЬШЕэто продолжалось, тем всё заметнее становилось, что он уже стал запасаться всеми теми словами, которые помогут ему отложить начало работы ещё на одну неделю. Он подбадривал меня, говорил, чтобы я не падал духом, что и он находиться в точно таком же положении, что тоже сидит без работы.

Разве он находился в точно таком же положении, как и мы? Разве он не прожил уже лет ДВАДЦАТЬв этих краях? У него не было свиней, для которых привёз на грузовике в конце прошлого лета ПОЛНЫЙкузов зёрен пшеницы? И кур, которые несли яйца, у него тоже не было? Не было ни самого свинарника и даже курятника? Не было картошки, которая была выкопана с трёх-четырех огородов? Не было других запасов на зиму ни в погребе, ни в подполье?

Уже через пару недель в наступившем году его жена вдруг, почему-то, поинтересовалась:

– А что вы едите?

Что-то не то было в этом вопросе. Я сначала подумал, что это что-то из местных особенностей, но через несколько лет станет ясно, что за простотой таких вопросов может СКРЫВАТЬСЯ «простота глубокой испорченности».

– Мы едим то, что покупаем.

– И картошку покупаете?

– И картошку покупаем. Ещё до нового года купили пять килограмм. Когда на прошлой неделе зашёл к однокласснику, и его бабка не стала отпускать меня без того, чтобы я взял с собой хоть полмешка картошки. Чтобы я не ушёл от неё без картошки, она сама спустилась в подполье и стала набирать её в мешок.

– Вот с ней и договаривайся! А у нас картошки нет: нам свиней нужно кормить! – заявила мне эта неприятная женщина.

Разве я в их доме заговаривал о картошке хоть раз? Почему она сама завела речь о картошке? Из-за того, что она приходила просить «одного мужика», чтобы помогать ей выкапывать картошку на одном из их огородов? Может, она решила, что я ВПОЛНЕмогу расчитывать на то, чтобы получить у неё хоть ведро картошки? Её слова вызвали у меня чувство гадливости.