Петр Зорин - Маски мира

Когда между людьми или любыми другими живыми объектами происходит общение, то мы всегда воспринимаем у объекта, с которым взаимодействуем, только какую-нибудь одну ипостась. Из нее мы строим целое – фантом – и в дальнейшем относимся к этому объекту с позиций, соответствующих построенному прежде фантому. Но фантомы обычно однобоки, и поэтому человек в своих общениях с миром всегда негармоничен, нередко даже испытывает страдания, потому что объекты, с которыми он повторно вступает в отношения, зачастую предстают перед ним в другой своей ипостаси, или же сам человек находится в другом состоянии, которое не соответствует тому времени, когда возник первичный фантом. Несходство фантомов всегда порождает некоторый дискомфорт, пусть незначительный, и поэтому часто не осознаваемый. В некоторых случаях это могут быть страдания. Возьмем пример, когда человек совершил какой-либо проступок, который мы не можем ему простить. Фактически в нем, в этом человеке, прежде уже было то качество, которое позволило ему совершить этот проступок, но мы просто не знали об этом и поэтому считали, что такое совершенно невозможно. В действительности следовало бы достроить тот фантом, который был создан нами при первой встрече с этим человеком. Достроить фантом, сделать его более полным – это значит простить этого человека. Но мы стремимся смотреть на все, что происходит вокруг нас, с таких позиций, чтобы нам не надо было кого-либо прощать. Особенностью человека является его стремление иметь определенность в окружающем его мире. Определенность – это нечто имеющее какие-то границы или возможностей или особенностей. В действительности же этих границ не существует. Мир текуч и находится в постоянных изменениях, и в связи с этой иллюзией нашего восприятия мира, при которой мы награждаем его определенными границами, мы постоянно сталкиваемся с его несоответствиями с нашими внутренними фантомами.

Есть еще одна причина этих несоответствий. Когда мы встречаемся с какими-то объектами, то качество фантома во многом зависит от того, в каком эмоциональном состоянии мы в данное время находимся. Эмоциональное состояние всегда накладывает на создаваемый фантом свою окраску, свое к нему отношение. В следующий раз, встретившись с этим объектом, мы можем даже не узнать его, так как наше состояние будет совершенно другим. Нам нужно согласиться с тем, что все, с чем мы встречаемся, не завершено, что мы видим только одну его часть, что этот объект сам постоянно находится в контакте с миром и поэтому тоже постоянно меняется, – в этом случае у нас исчезнет один из источников наших страданий.

Дело в том, что мы хотели бы чтобы мир соответствовал нашему о нем представлению, а в действительности все должно быть наоборот мы должны постоянно соответствовать непрерывно изменяющемуся миру.

Значимость всего, с чем сталкивается человек, определяется не действительной ценностью этого объекта, каким бы он ни был. При определении ценности чего-либо люди часто ориентируются не на то, насколько ценна сама по себе вещь, а на то, насколько значимым был тот, кто ее создал или кому она принадлежала. Предположим, мы решили показать не искушенному в искусстве зрителю какой-либо рисунок Пикассо и спросили его мнение об этом рисунке, неискушенный зритель начнет искать в этом рисунке глубокий смысл и в конечном счете найдет его, чтобы дать ему высокую оценку, потому что его нарисовал Пикассо. Но если мы скажем нашему неискушенному зрителю, что этот рисунок нарисовал местный клубный художник, то зритель не будет старательно всматриваться в это произведение искусств, и даже может сказать: Что он тут намазал? Или, "что он этим хотел сказать?" А если мы сообщим нашему неискушенному зрителю, что этот произведение из коллекции рисунков учеников школы для умственно отсталых детей, то зритель начнет искать в этом рисунке отражение глупости художника.

Но не только автор определяет значимость. Главным оценивающим авторитетом является мнение. Если бы о Пикассо сложилось мнение, что это посредственный художник, то его картины так же считались бы посредственными, а некоторые из них оценивались бы еще ниже. (можно еще привести в качестве примера Черный Квадрат Малевича – картина которого оценена в 20 миллионов долларов) На тех вещах, которыми мы пользуемся, всегда лежит печать мнений; на тех идеях, которые витают в воздухе или уже нашли место в наших умах, также лежит печать мнений, и мы ориентируясь на мнения определяем место на полочках нашей памяти всему, что окружает нас. И не только ценность того, что окружает нас и чем мы пользуемся, но и ценность нас самих так же определяется мнениями. И если то, что окружает нас, мы примем вместе с оценивающим мнением, то за мнение о самих себе мы постоянно боремся. Мы уверены, что люди в чем-то недооценивают, значительно реже – переоценивают нас, и прилагаем множество усилий, чтобы исправить ошибку недооценки или, скромно потупив глаза, принимаем переоценку.

Не следует руководствоваться мнениями других людей в том, что вы должны оценивать сами, особенно в тех случаях, когда вы избрали для себя духовный путь. И если открыто ваше сердце, то пусть оно будет вашим главным определителем ценности, определителем прекрасного.

Люди спят и сновидят мир, который их окружает, и себя в этом мире и своих близких, вместе с которыми они пребывают в сновидениях. Люди спят и вплетают в свои сновидения то, что сновидят другие люди, и то, что сновидит Бог и реализуют его могущественные помощники и исполнители его воли. Иногда люди просыпаются, но не осознав этого, вновь засыпают, или же просыпаются в других сновидениях, которые принадлежат не им. Они сновидят свои тела, которых нет, и действия, которые совершают эти тела, чтобы сохранить состояние сновидения. Человек делает все, что привязывает его к сновидению и в то же время он, сновидящий, не существует таким, каким он сновидит себя, потому что он Бог и в то же время он – ничто. Он неизмеримо велик и уничтожающе мал, бесконечно могуществен и ничтожен в своей немощи, всеведущ и слеп в своем неведении. Проснулся на мгновение человек, окинул взглядом себя могущественного и бессмертного и вновь заснул, чтобы увидеть свое ничтожество, Но мгновения пробуждения – это только прелюдия к окончательному пробуждению, когда человек станет Богом. Никто станет всем.

Человека заставляет страдать эго. Эго не может смириться с утратой или же с тем, чего оно не может достичь. Оно не смиряется не только с настоящим, но и с тем, что было в прошлом. Эго стремится к чему-то и, не достигнув этого, - страдает. Когда же оно теряет достигнутое, то страдает еще больше. Но если бы только это. Мы наши прошлые страдания тянем в настоящее и не можем, или не хотим, с ними расстаться. В религиях мы налагаем на себя епитимьи, каемся в совершенном и настолько заполняем себя мыслями о своей греховности, что для Бога в нашем сердце порой не остается места. Когда мы носим в себе страдание, то все наше существо заполнено его вибрациями и мы становимся неспособными воспринимать Божественный свет. Когда мы несем в себе идею нашей греховности, то она как тяжелая ноша не дает возможности подняться нашему духу. Когда мы захвачены такого рода низкими вибрациями, то становимся не способными делать духовнуют работу.