Лобсанг Рампа - Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE)

— Выпрыгни из окна, старик! — грубо сказал я, проходя мимо него.

Он потянулся, пытаясь схватить меня, но споткнувшись о длинную ручку своей щетки, упал на пол, произведя глухой стук. Я ускорил шаги, стараясь удалиться от него, прежде чем он поднимется на ноги. Никто ничего не заметил. Молитвенное колесо жужжало и щелкало, монах все декламировал, а глухие голоса все бубнили свои мантры.

Рядом в комнате старик кашлял и прочищал свою глотку, производя ужасный шум. Я прошел мимо. Коридор был длинным, на своем пути я миновал жилища низших лам, лам высокопоставленных и, наконец, добрался до «престижных апартаментов», где жили самые достойные ламы. Все двери здесь были закрыты. Я свернул из главного коридора и вошел в небольшое крыло, обиталище «особо выдающихся». Здесь, в этом самом почетном месте и останавливался мой Наставник во время визитов в Поталу.

Мое сердце громко стучало, когда я остановился у двери и постучал.

— Войдите! — прозвучал хорошо знакомый голос.

Я вошел и ритуально поклонился сияющей фигуре, сидящей спиной к окну. Лама Мингьяр Дондуп улыбнулся доброй улыбкой и внимательно оглядел меня, стараясь определить, как я жил эти семь дней.

— Садись, Лобсанг, садись! — сказал он, указывая на подушку, лежащую перед ним.

Некоторое время мы сидели, и он задавал мне вопросы. Мне трудно было отвечать на них, а на некоторые — очень трудно. Присутствие этого великого человека наполняло меня глубочайшими чувствами любви и преданности. Мне не нужно было ничего, лишь бы постоянно ощущать его присутствие.

— Высочайший очень доволен тобой, — отметил он и лукаво добавил: — Я полагаю, это стоит отпраздновать.

Он протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик. Вошел обслуживающий монах, неся низкий стол — одну из самых красивых вещей, которые можно было встретить в комнатах лам. Я всегда боялся поцарапать или оставить отметину на таком столике. Стол был установлен справа от Наставника. Улыбнувшись мне, лама повернулся к обслуживающему монаху и спросил:

— Ты приготовил поднос для Лобсанга?

— Да, Мастер, — ответил тот, — я сейчас принесу его.

Он вышел и вскоре вернулся, неся поднос, который мог стать лучшим «украшением» этой комнаты. Он был переполнен подарками из Индии. На нем были сладкие и клейкие пирожные, покрытые каким-то сиропом, обсыпанные сахаром, грецкими орехами и каштанами, привезенными из далекой страны. Обслуживающий монах слегка улыбнулся и положил рядом со мной большой пучок трав, которые мы использовали при несварении желудка.

Другой монах вошел, неся маленькие чашки и большой кувшин, наполненный горячим индийским чаем. По знаку моего Наставника монахи удалились, а я приступил к поглощению этой приятной замены тсампы! У меня не возникло даже и мысли о других послушниках, которые, возможно, никогда в жизни не пробовали ничего, кроме тсампы. Я хорошо знал, что тсампа — единственная пища, доступная для большинства из них на протяжении всей жизни.

Я утешался мыслью, что, скорее всего, если бы им и пришлось попробовать эта экзотические лакомства из Индии, они бы им не понравились. Я знал, что мне в жизни предстоят трудные времена, что вскоре мне придется питаться намного худшей пищей. С детским самодовольством из этого всего я сделал вывод, что нет ничего плохого в том, чтобы, пробуя эти приятные вещи, компенсировать все неприятности, которые я пережил. Поэтому, находясь в полном душевном спокойствии, я съел больше, чем обычно.

Мой Наставник сохранял молчание и только пил чай — его индийскую разновидность. Но внезапно, словно получив сигнал откуда-то свыше, я решил, что не смогу съесть больше ни крошки. Даже вид этой пищи стал мне противен, и я чувствовал, будто во мне начинается какая-то битва. Мне стало казаться, что какие-то странные пятнышки плавают у меня перед глазами. Больше есть я не мог, и мне пришлось удалиться в известное место, потому что все съеденное сильно распирало мой живот.

Когда я вернулся, заметно побледнев и слегка дрожа, мой Наставник продолжал сидеть, невозмутимо и спокойно. Он улыбнулся мне, когда я снова устроился рядом, и сказал:

— Теперь, когда ты проглотил и потом благополучно избавился от большей части своей еды, ты по крайней мере будешь помнить об этом. Это поможет тебе. А сейчас давай поговорим.

Я устроился удобнее. Он внимательно смотрел на меня. Несомненно, его интересовало, как обстоит дело с моими поврежденными ногами.

— Я говорил с Высочайшим, — сказал он, — и он рассказал мне о твоем полете на Золотую Крышу. Его Святейшество рассказал мне также и то, что ты, рискуя быть изгнанным, поведал ему правду. Он очень доволен тобой, очень доволен тем, что узнал, как ты ждешь меня, и сейчас у меня есть особое распоряжение насчет тебя.

Лама посмотрел на меня, слегка улыбнулся, возможно, удивленный выражением моего лица. Я думал, что самые сильные неприятности, самое большое горе, самые страшные трудности, переживаемые сейчас, могут показаться всего лишь маленькими неудачами в сравнении с тем, что ждет меня в будущем. Мне казалось, что неприятности — моя болезнь. Почему я не похож на тех людей, которые летают на удивительных воздушных змеях или управляют этими извергающими пар коробками, наполненными солдатами?

Я думал, что с удовольствием выполнял бы поручения на одной из тех металлических штуковин, которые плавают по воде и перевозят людей из страны в страну. Потом мое внимание отвлеклось, и я задумался над тем, как они могут быть металлическими. Каждый знает, что металл тяжелее воды и поэтому будет тонуть. Этому должно быть только одно объяснение: они не могут быть полностью металлическими — тот монах, должно быть, обманул меня. Я посмотрел вверх и увидел, что мой Наставник смеется. С помощью телепатии он проследил мои мысли и очень развеселился.

— Эти змеи называются аэропланами, паровой дракон — это паровоз, а железные коробки — это корабли, и они действительно могут плавать. Позже я тебе обо всем этом расскажу, но сейчас у нас есть другое дело.

Он слова позвонил. Вошел слуга и унес стоящий передо мной стол, печально улыбаясь тому, как я расправился с лакомствами из Индии. Мой Наставник сказал, что хочет еще чаю, и некоторое время мы ждали, пока его принесут.

— Индийский чай мне нравится больше китайского, — сказал Наставник.

Я согласился с ним. От китайского чая меня иногда даже тошнило. Китайский чай я употреблял гораздо чаще, но индийский казался мне более приятным. Наш разговор о чае был прерван вошедшим слугой, который принес новый кувшин. Он удалился, и Наставник разлил чай в чашки.

— Его Святейшество сказал, что ты освобожден от обычных занятий. Вместо этого тебя буду учить я и другие специалисты. Тебе отведена задача сохранения древних знаний, и в будущем ты напишешь книги о них. Наиболее проницательные пророки, предсказывая будущее нашей страны, говорят, что она будет захвачена, и многое в этом и других монастырях будет разрушено и уничтожено. Благодаря мудрости Высочайшего все записи уже скопированы, и копии останутся здесь. Оригиналы же будут унесены далеко, так далеко, что до них не сможет добраться ни один захватчик. Сначала тебе придется глубоко изучить искусство метафизики. — Он прервался, поднялся на ноги и вышел в другую комнату.