Лариса Автухова - Последние дни Атлантиды

То, что прекрасная девушка с огромными изумрудными глазами, хрупкими нежными плечами и тонким станом постепенно превратилась в крайне независимую и непреклонную царственную особу, для многих приближенных к царю атлантов стало неожиданностью. Никто из них и подумать не мог о том, что прелестное создание, обитавшее в царском дворце, во время бесед вдруг станет возникать безмолвной тенью за плечом своего царственного отца, внимающей, впрочем, каждому сказанному слову, всем своим сосредоточенным видом выказывая неподдельный интерес к делам государственным. Многие, кто бывал по каким-то важным делам в приемном зале дворца, где Хронос по своему обыкновению беседовал с пришедшими во дворец атлантами, поначалу не понимали, зачем же здесь Лессира, но по истечении времени кто с немым одобрением (вот-де умная у царя дочь, интересны ей дела страны!), кто с безразличием, а кто-то и с осуждением (зачем женщине брать в голову вещи, далекие от ее восприятия), но все смирились с ее неизменным присутствием. Тем более, что сам Хронос не видел во вдруг проявившемся интересе своей дочери к делам родной земли ничего предосудительного, даже, скорее напротив, он был рад тому, что Лессира старается понять механизм государственного управления. Он в тайне лелеял надежду, что она, если на то будет воля Богов, возможно, станет первой в истории Атлантиды женщиной-правительницей. Впрочем, он понимал, что с таким, возможным, решением Верховного жреца, наделенного Богами властью провозглашать имя нового царя, атлантам будет непросто согласиться.

Однажды в дружеской беседе с царем Хроносом архонт второго острова Атлантиды, Синапериб, хотя и молодой, но уже умудренный жизненным опытом правителя, человек с высоким лбом мыслителя и живыми, проницательными глазами, со свойственной ему неторопливостью и размеренностью высказывал свои мысли относительно некоторого переустройства в Атлантиде.

В вечерней прохладе Хронос и Синапериб непринужденно беседовали на террасе царского дворца, возлежав на низких пиршественных ложах, около них стоял стол, сервированный фруктами, засахаренными сладостями и вином. Птицы звонким многоголосьем распевали свои свадебные песни, цветущий виноград источал сладкий аромат. Царь Хронос с легким, радостным сердцем внимал словам Синапериба, чьи идеи и взгляды он ценил высоко. Синапериб из всех архонтов был, пожалуй, наиболее приближен к царю, который любил подолгу беседовать с архонтом, обсуждать государственное устройство Атлантиды, ее историю, мечтать о ярком будущем своей великой страны.

На этот раз их разговор, плавно переходящий из одного русла в другое, коснулся роли женщины в управлении страной. Хронос, подталкиваемый желанием узнать мнение Синапериба насчет собственных тайных мыслей, сказал:

— А странно, что в Атлантиде нет ни одного архонта-женщины. Ведь среди женщин Атлантиды есть немало заслуживающих всяческих похвал как в искусстве, так и в науках. Неужели бы какая-то из них, стань она архонтом, не справилась с управлением одним из островов?

— Нет, они несправедливы и глупы! — сверкнув глазами, резко сказал Синапериб.

Хронос знал о том, что Синапериб в юности пережил страстное увлечение, посеявшее в его сердце лишь разочарование и печаль, он, на всю жизнь оставшийся одиноким, не жаловал больше женщин, при случае был готов высмеять каждого, кто преклонял свои колени пред ними. Хроносу это было ведомо, но он не оставлял надежды найти убедительные доводы и развеять заблуждение архонта; царю, питавшему к нему самые теплые дружеские чувства, хотелось увидеть однажды в глазах Синапериба свет любви, зажженный прекрасной женщиной.

— О, Синапериб, ты не прав! Ты, единожды разочаровавшись, готов отвергать все самое прекрасное и в тех, кто ни в чем не повинны пред тобою.

— Все они глупы! — упорно твердил архонт.

— Нет, ты не прав, — царь весело рассмеялся, запрокинув свою светловолосую голову. — Ты не прав, говорю я тебе, делая такое обобщение. Я знавал много женщин, которых можно счесть за образчики ума и яркого таланта.

— Ты, как и многие другие, ослепленные их внешним блеском, был обманут. Их свет слепит глаза, а внутри — пустота. И так всегда!

Увлеченные спором они не услышали легких шагов Лессиры на широкой мраморной лестнице. Она, гуляя в тени дворцового сада, услыхала на террасе голоса: размеренный и неторопливый — отца, и еще чей-то — спокойно возражающий царю. Лессира медленно ступая по белым каменным ступеням лестницы, поднимавшейся от сада к самой террасе, прислушивалась к раздававшемуся среди птичьего пения и шума листвы разговору.

— Вы говорите о нас? — раздался звонкий голос Лессиры, и сама она вдруг возникла из-за колонны, увитой виноградом. — О женщинах?

Синапериб встал и поклонился Лессире.

— Да, прекрасная царевна, мы говорим о женщинах.

— Чем же тебе не угодили женщины, о, архонт Синапериб? Почему ты так насмешлив и зол?

— Синапериб считает женщин глупыми, — смеясь, сказал Хронос.

— Всех считает глупыми?

Наступила полная тишина, только птицы пели свои трели за увивающей колоннаду террасы зеленой стеной винограда. Синапериб молча смотрел на Лессиру, будто видел ее впервые. Он и не заметил, как она выросла. До сей поры она никогда не входила к отцу во время его беседы и не вступала в разговор. И вот теперь она твердо смотрит ему в глаза и ждет ответа. Синапериб ответил, как всегда, без тени лукавства и лжи, которые ему не доводилось испытать в своей жизни:

— За всю жизнь мне не пришлось увидеть исключение из сего правила.

С той поры Синапериб стал для Лессиры неугодным человеком. Пусть ей, царской дочери, он не причинил, да и не мог причинить! никакого вреда, но его пренебрежительный тон, с которым он рассуждал о женщинах вообще, стал оскорбительным лично для Лессиры. В ее присутствии никто не должен сметь принижать женских достоинств, только лишь потому, что она, Лессира — единственная дочь царя Атлантиды — является женщиной. В ее присутствии каждый должен быть почтителен и предупредителен. И плохо то, что отец позволяет своим подданным быть ближе, чем следовало бы. Его дело управлять и повелевать, а не беседовать за кубком виноградного вина с теми, кто должен склонять спину в почтительном поклоне.

Впрочем, спокойная и размеренная жизнь процветающей Атлантиды ни единого раза не дала Лессире повода усомниться в величии царской власти. И потому сегодня она с несказанным удивлением восприняла слова отца о том, что в прогулке по Аталле ей следовало взять с собой охрану. Зачем охрану? Кого опасаться ей, дочери повелителя страны? По своему обыкновению Лессира не стала перечить отцу, но поступить она была намерена по-своему.