Елена Коровина - Москва мистическая

Ну а чтобы ничего не напоминало об инциденте, Горьев вообще переменил место жительства – перебрался из Петербурга в Москву. Снял квартиру в доме в Мясном переулке (между Трубной улицей и Сретенкой), ну а в 1886 году переехал в только что построенный доходный дом № 22. Переулок этот в XVIII веке назывался Последним, поскольку когда-то был последним от центра по нечетной стороне улицы Сретенки. В XIX веке его переименовали в Мясной, поскольку тут обосновались мясные склады, которые городские власти не впустили в центр. Конечно, место было не престижным, да и запашок от протухающего мяса давал себя знать. Но для неунывающего Горьева место вполне подходило. Дело в том, что он еще в Петербурге пристрастился к занятию, не слишком одобряемому обществом, – к спиритизму, по-русски называемому столоверчением. В Москве же Горьев окунулся в мир магии с удвоенной силой. В его квартиру, невзирая на «нелепотные запахи», приходило множество народу – медиумы и желающие вызвать духов, сочувствующие новому оккультному направлению и просто любопытствующие зеваки. И надо сказать, что, вызывая духов, Горьев не забывал и о старой традиции «Весельчака» – кутить и вспрыскивать. Немудрено, что гостей в его квартире собиралось все больше и больше. Кому ж неохота вспрыснуть на дармовщинку?!

И вот однажды, пообщавшись с духами, Горьев составил завещание относительно своих похорон. Во-первых, написал он, мы твердо знаем, что умирает только телесная оболочка, духовная же живет вечно. Во-вторых, «к чему же тогда плач и гореванье, это же противно закону судеб». В-третьих, настоящие друзья должны только радоваться, что душа их собрата встречается с душами иных, уже ушедших людей, которых он любил и почитал. Ну а из всего этого следовал парадоксальный вывод:

«На моих поминках прошу веселиться, кутить и вспрыскивать. Не должно скорбить, а должно провожать меня с шампанским и танцами. Ибо душа моя будет уже пребывать в лучшем мире, но увидит происходящее, не перестав присутствовать с моими друзьями и соратниками.

Хочу, чтобы душа моя, потерявшая тяжелую земную оболочку, не впадала в грусть и печаль, а забылась бы в вихре искреннего вальса на жизненном пути счастливого мертвеца».

Ничего себе завещаньице – «чистая духовная записка», как говаривали тогда.

Но провожающие Горьева в последний путь все его наставления выполнили в точности – «веселого покойника» обрядили в модный черный фрак и танцевальные лаковые туфли, на кладбище проводили под вальсы и польки, а поминки закончили вспрыскиваниями и танцами. И конечно, рассказывалось множество смешных историй и анекдотов из жизни усопшего. Под конец кто-то резюмировал: «Молодчина Горьев! Достойно прожил и достойно покинул сей мир!»

Может, и так. Но с тех пор в районе Сретенки, Сухаревки и Трубной площади, то есть мест, окружающих Мясной-Последний переулок, стал встречаться на похоронах и поминках странный господин. Посреди всеобщего плача он старался сказать что-то веселенькое, сыпал анекдотами, перемежая ими трагические речи, произносимые окружающими. Придя же с похорон на поминальное торжество, он выкрикивал нечто совершенно неподходящее к скорбному случаю: «Будем танцевать!» или «Вспрыснем веселее!».

Поначалу на него шикали, но когда водка уж разливалась рекой, многие поминающие занимали сторону этого странного весельчака. Поминки превращались в шумное застолье, люди забывали о скорбном поводе своего собрания. Начинались сыпаться шутки, звучал смех, в ход шли анекдоты. Родственники обнимались-целовались, клянясь в вечной дружбе. Застолье заканчивалось всеобщим ликованием.

Хорошо это или плохо – об этом уже никто и не думал. Ну а странный человечек, заваривший все это «похоронное веселье», исчезал, словно его и не было. Наутро родственники даже не могли вспомнить, отчего они вместо скорби веселились вовсю.

Вот этого весельчака прошлого века, собрата по сатирическому перу, и вспомнил редактор «Крокодила», когда составлял свое шутливое завещание. Конечно, его слова быстро забылись. Но в конце 1980-х, когда Советский Союз уже трещал по швам, старый редактор «Крокодила» и сам отдал богу душу. Он так и не узнал, что через десять лет, к 2000 году, его любимый журнал закончит свое существование. Не узнал и то, что случится это уже в новой стране, а не в СССР.

Конечно, провожая редактора в последний путь, родственники и друзья и не помнили, что редактор просил позвать на его поминки какого-то тамаду Горьева.

Народу на поминках набралось много. И немудрено! Ведь с едой, а тем более водкой, в конце 80-х годов была сильная напряженка. Ящик водки удалось купить в магазине только по «похоронному талону». Ну а туда, где обнаружилась водочка, как не прийти? Как не вспрыснуть покойничка?!

И пришли, и вспрыснули! Потом пошли воспоминания о веселых случаях из жизни усопшего редактора, за ними анекдоты в тему и без. Руководил всем сухонький прыткий человечек в довольно потрепанном черном фраке и лаковых туфлях. Людям бы удивиться – на похоронах и во фраке?! Но водка давно уже сделала свое дело, и никто не удивлялся. Ну провозглашает тосты кто-то, ведет вечеринку (ах, простите, это же, кажется, поминки!) – и хорошо. Никому и в голову не пришло спрашивать, кто такой этот добровольный тамада.

И только когда половина народа уже разъехалась, ближайшие родственники решились-таки спросить его имя. Но, увы, – незнакомца не нашли. Наверное, уехал с кем-то, у кого машина. И только на кухне посреди пустых бутылок и грязной посуды обнаружился клочок бумаги – цифры и фамилия Горьевъ с твердым знаком на конце. Родственники и решили, что это незнакомый тамада давал кому-то номер телефона, да записка впопыхах потерялась. Хотели даже позвонить по номеру, да сообразили: слишком уж цифр маловато. Видно, на клочке только часть телефона.

И конечно, никому в голову не пришло, что весельчак Горьев дал реальный телефон. Просто во времена его жизни номера были куда короче нынешних.

Словом, проводили старого редактора «Крокодила» весело, как он сам и хотел. И смеха много звучало, и тамадой был Горьев. Интересно, что поминки проходили весьма далеко и от Сухаревки, и от Сретенки с Трубной. Редактор жил на окраине Москвы. Но Горьев и туда добрался благополучно – так сказать, расширил ареал своего обитания.

С тех пор не приходится удивляться, когда то в одной части города, то в другой случаются веселые проводы. Видно, неутомимый Горьев всегда готов повеселиться и вспрыснуть. Ну а уж если вы вдруг заметите на печальном событии того, кто воскликнет как ни в чем не бывало: «Будем танцевать!» – будьте уверены: и тут Горьев гуляет.