Тьюсдей Рампа - Я верю

— Запомни, Кошечка, что у нас, часов, единицей измерения являются сутки, то есть двадцать четыре часа. В каждом часе шестьдесят минут, а в каждой минуте шестьдесят секунд. Это значит, что в каждом часе три тысячи шестьсот секунд. Следовательно, за двадцать четыре часа маятник сделает восемьдесят шесть тысяч четыреста колебаний — при условии, что он будет делать один взмах в секунду.

— Фью! — присвистнула Кошка. — Так МНОГО? Ох, для меня это просто непостижимо! — И Черно-белая Кошка еще с большим восхищением посмотрела на Дедушку.

— Да, — вдохновенно, поскольку это была его излюбленная тема, сказал Дедушка, и при этом его механизм зазвучал еще громче, — но Маятник Вселенной устроен совершенно иначе, ведь мы имеем дело с суточными периодами, тогда как в реальном времени за пределами Земли наш мир преодолевает период в один миллион семьсот двадцать восемь тысяч лет в каждом цикле, и все циклы делятся на четверти. Это точно так же, как я отбиваю час, четверть, половину и три четверти часа. Как видишь, мы следуем доброй традиции. Время во Вселенной следует четвертями. И мы, домашние часы, также отбиваем четверти.

Черно-белая Кошка с умным видом кивнула, как будто поняла все, что было сказано, и как будто вся эта сложная наука была ей по силам. Затем она спросила:

— Но Дедушка, а что же происходит с Маятником в конце его амплитуды? Помнишь, ты сказал, что он останавливается на какую-то долю одной доли секунды. Но ведь это же очень много, если считать в «реальном времени»?

Дедушка усмехнулся сам себе и сказал:

— Да, верно, но, имея целых миллион семьсот двадцать восемь тысяч лет, неужели мы не можем позволить Маятнику сделать паузу на несколько лет в конце каждого взмаха? Однако все это довольно сложно. Даже не каждый человек способен это понять. Да и не все часы это понимают. Мы не можем допустить, чтобы твой мозг лопнул от перенапряжения, маленькая киска. Поэтому давай лучше оставим эту непростую тему.

— Но Дедушка, я хочу спросить еще кое о чем, — сказала Черно-белая Кошечка. — Если Бог находится на одном конце амплитуды, а Сатана — на другом, тогда как они находят время для того, чтобы творить Добро или Зло?

Стекло, прикрывавшее Дедушкин циферблат, просияло под ярким лунным светом, а затем, через мгновение или два, он ответил:

— Из всех этих лет, в течение которых происходят колебания, у нас остается порядка двух тысяч лет в конце каждого колебания. Тогда один интервал в две тысячи лет у нас будет хорошим, а следующие две тысячи лет будут плохими. Однако, — поспешно сказал Дедушка, — мне нужно остановиться. Пришла пора мне и Внучке пробить полночь. В этот час вся Природа может свободно изменяться, когда один день умирает и рождается новый день. А Маятник, раскачиваясь, направляется сперва к Добру, а затем движется в сторону Зла. Но после он следует от Зла — к Добру. Прошу прощения, — сказав так, Дедушка резко замолчал, а колесики у него внутри зажужжали, и, опускаясь, пророкотала гиря. А потом из длинного Дедушкиного корпуса донесся полночный перезвон, после чего часы громко пробили двенадцать раз. Сразу же за Дедушкой вступила Внучка, точно повторив мелодию и бой.

Лежавшие на маленьком столике Дорожные Часы проворчали:

— Что за болтливая пара! Как можно тратить столько времени на личные разговоры. Фу!

Вирус слишком мал, чтобы его можно было рассмотреть в микроскоп. Число различных микроорганизмов, обитающих на коже человека, — вирусов, бактерий и т. д. — превышает количество людей, проживающих на Земле. Примерно четыре тысячи таких организмов содержится на каждом квадратном сантиметре руки, а на голове, под мышками и в паху их количество может достигать более двух миллионов.

Вирус по имени Вера (полное имя этой «дамы» — Вариола Вера — натуральная оспа) сидела в своей Долине Поры, размышляя над проблемами, которые окружали ее и других жителей планеты под названием Человек. Рядом с ней сидела ее ближайшая подруга — тоже вирус, по имени Брунгильда. Обе они весело подрагивали, как это бывает свойственно только желеобразным вирусам. Вдруг Вера сказала:

— Ах, я пребываю в таком смущении! Меня попросили сообщить мои размеры, и с чем можно сравнить мой размер — мои целых 25 нм? Ох, когда же нас начнут измерять в метрической системе? Тогда мне было бы гораздо легче ответить на этот вопрос.

Брунгильда сильно задрожала, и это означало, что она смеется. Затем она сказала:

— Знаете, вам тогда придется прежде объяснить этим людям, каковы размеры этого самого «нм». Просто скажите им, что один «нм» — это одна миллиардная часть метра. А если они окажутся настолько глупы, что не будут знать, что такое метр — величина, которой пользуются электрики, — то скажите им, что «нм» равен одному миллимикрону. И говоря откровенно, Вера, мне кажется, вы делаете из мухи слона.

— Что за глупости, Брунгильда, — с особой едкостью возразила Вера, — не понимаю, откуда здесь взяться мухам и при чем тут слоны!

Она фыркнула, — если только вирус может фыркать, — и снова впала в желеобразное молчание.

Мир, именуемый Человеком, был своеобразен. Все обитатели этого мира жили в долинах, которые назывались порами, поскольку по какой-то странной и загадочной причине, которую, наверное, никто не смог бы разгадать, этот мир, за исключением некоторых мест, был укрыт каким-то непонятным покровом, или облаком, или чем там еще. Этот покров, казалось, состоял из огромных штырей, скрещенных меж собой с таким большим зазором, что любой проворный вирус, если бы ему дали несколько лет, мог бы запросто пролезть сквозь них и взглянуть на окружающий мир с поверхности этого странного материала. Но особенно поразительно было то, что время от времени весь этот мир претерпевал Потоп. Миллионы обитателей планеты, вирусы, гибли в воде, и лишь некоторые их сограждане — такие, как Вера, Брунгильда и некоторые их друзья, умудренные опытом жизни в долинах-порах, могли рассчитывать на спасение.

Подняв кверху свои усики, какой-нибудь вирус мог видеть потрясающее зрелище — огромное множество тел, устилавших равнину, пролегавшую между двумя близлежащими долинами-порами. Но никто не мог объяснить, что это было. Вирусы знали, что в определенные промежутки времени та великая Мембрана, которая закрывала большую часть мира, почему-то раскрывалась и начинался Потоп. Затем возникала новая, сильно вспененная мембрана, после которой возникала еще одна, и потом на какое-то время все успокаивалось.

Вирус Вера и ее друзья сидели в Долине Поры, в той местности, которая никогда не закрывалась этой преградой. Отсюда можно было даже наблюдать небеса, и Вера, предаваясь этому занятию, однажды сказала: