Фридрих Юргенсон - Радиоконтакт с потусторонним миром

В начале июня, когда мы сидели с гостями из Неаполя, позвонила моя сестра из Кепинга (Швеция). В большом волнении она сообщила, что Ригмор пропала четыре дня назад, и что полиция опасается худшего. За последнее время в Кепинге произошло два нераскрытых убийства женщин на сексуальной почве. По телевидению были переданы сообщения об исчезновении девушки, полиция и армия прочесывали окрестности Кепинга.

Это то, что сообщила мне Элли. Шведская пресса широко освещала этот случай, поэтому будет достаточно, если я лишь обобщу некоторые факты.

Спустя 11 дней тело Ригмор было найдено на холме в лесу. Как сообщила пресса, она была задушена. Позже выяснилось, что ее убил ее жених после того, как она разорвала помолвку.

Все это казалось жутким кошмаром. Я надеюсь только, что бедное дитя страдало недолго, во всяком случае, для нее все худшее уже было позади. Но я сомневаюсь, что ее отец сможет когда-нибудь оправиться от этого удара. В самом начале, когда убийство еще не было раскрыто, в газетах появляли сь всевозможные предположения, и все надеялись, что ее найдут живой. Однако, как я позже узнал от Берндта, он знал об участи, постигшей Ригмор, с самого первого дня. К этому я еще вернусь позже.

Сразу после звонка сестры я отложил планы, связанные с Помпеи на неопределенный срок и решил посвятить все время и внимание делу Ригмор. Сначала я подождал несколько дней, прежде чем установить связь со своими невидимыми друзьями. Причиной моих колебаний было следующее. Если кто — то убил Ригмор, то поиск убийцы был делом полиции.

Моя задача в этих контактах состояла в том, чтобы укрепить мост, а не в том, чтобы действовать в роли бюро криминальной информации. Если окажется, что Ригмор умерла насильственной смертью, то ей понадобится время, чтобы отойти от шока. Я знаю по опыту, что даже люди, умершие от болезни, в начальном периоде после смерти находятся в растерянном состоянии и должны преодолеть трудности, связанные с переориентацией.

Я чувствовал, что в этом случае должен действовать очень объективно. Голос Ригмор имел характерный теплый тембр, и она говорила с местным акцентом. Я был уверен, что узнаю ее голос. Однако чтобы исключить возможные ошибки и самообман, я решил скопировать все записи с голосом Ригмор, сделанные во время ее визитов к нам. Я сделал это в хронологическом порядке и постарался усилить ее голос для большей четкости звука. Это дало мне реальную основу для сравнения, на которую я мог опираться.

Где-то 6 октября 1966 года я с некоторыми колебаниями начал пытаться установить контакт в надежде, что моя помощница Лена даст мне какие-то указания. Я должен подчеркнуть, что к тому моменту еще не было известно, мертва ли Ригмор или она ушла из дома по какой-то причине.

Сначала я попытался связаться с Леной следующим образом: Я задавал вопросы через микрофон, установив скорость 7 % дюйма в секунду, т. е.19 см/сек. После записи вопроса я переключал скорость на 3 % дюйма в секунду, т. е. 9,5 см/сек. и слушал ответ Лены. Я знал по опыту, что Лена говорит шепотом и дает ответы или поспешно или иногда в растянутой манере. Было очевидно, что Лена использует определенные частоты моего голоса и внешних шумов. Она делала это мастерски, принимая во внимание некоторое удлинение временных рамок, происходящее в результате переключения на более медленную скорость в 3 % дюйма в секунду.

Когда я в первый раз задал вопрос о судьбе Ригмор, то при проигрывании пленки как обычно ожидал услышать шепот Лены, то есть я сосредоточился на определенных шипящих звуках, не обращая внимания на другие. К моему большому удивлению, в тот момент я не получил никакого прямого ответа, за исключением фразы, произнесенной шепотом: «Сегодня вечером по радио.».

Несколько разочарованный, я решил возобновить контакт вечером. Состояние мое было довольно напряженным. Дело еще не было раскрыто, и оставалась возможность того, что несчастная девушка жива. Именно эта мучительная неуверенность мешала мне слушать запись объективно. Поэтому получилось так, что в тот момент я пропустил ясные ответы на свои вопросы. Лишь спустя полгода я обнаружил то, что пропустил мимо ушей тогда в Помпеи. Произошло это так.

Так как раскопки были отложены по различным техническим причинам, я решил посвятить все свободное время тщательному расследованию дела Ригмор.

В это время Флоренция и вся северная часть Италии подверглись разрушительным наводнениям, а в южной части Италии прошли сильные грозы. Я взял на время большой магнитофон, и когда гроза прекратилась, проиграл записи июня 1966 года. При этом я постарался быть совершенно объективным. Я прослушивал пленку дюйм за дюймом, так как если бы никогда ее не слышал. Такой психологической установки достигнуть нетрудно, так как все детали вспомнить невозможно.

Я скопировал все записи, имеющие отношение к Ригмор на двух дорожках большой бобины в 540 метров.

У меня было много времени, и я находился в состоянии полной гармонии. Кроме того, я хорошо отдохнул, и мог посвятить все внимание проверке записи.

Как уже говорилось, в самом начале появился шепот Лены: «Сегодня вечером по радио.».

Но прежде чем я закончил задавать свой вопрос Лене, произошло самое главное — ясный мужской голос быстро, но твердо сказал: «Ригмор мертва!» Голос, напоминавший Феликса Керстена, говорил, а не шептал.

Лишь в редких случаях со мной происходило такое, что голоса, записанные на нормальной скорости, звучали так же четко при переключении на более медленную скорость 9,5 см/сек. Это необычайно любопытное явление, потому что если вы примите во внимание, что запись была сделана на скорости 19 см/сек., и все голоса, записанные вместе с моими вопросами, автоматически должны были бы опуститься на целую октаву после переключения на скорость 9,5 см/сек. Однако мужской голос, сказавший: «Ригмор мертва!», говорил нормальным тоном, так как будто изначально был записан на скорости 9,5 см/сек., что технически совершенно невозможно.

Однако голос был, и его мог услышать каждый. Тем не менее, в момент записи я его пропустил из-за спешки и недостаточной концентрации.

11 июня 1966 года, через 11 дней после исчезновения Ригмор несколько молодых людей во время тренировки нашли ее тело в лесу. Рано утром на следующий день мне позвонил Берндт Андерсон. Как-то внутренне я был готов к этому звонку. Берндт был немногословен. Он представился и замолчал. Я ответил, что ждал его звонка, что уже начал налаживать контакт и постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы связь установилась. Потом я пригласил его навестить меня в Нисунде. Берндт согласился, добавив: «Но только после похорон».

То, что осталось невысказанным во время этого краткого разговора, дал о мне понять, насколько важен для скорбящего человека контакт с ушедшим. Особенно в случае с Берндтом только личный контакт с умершей мог облегчить его страдание.