А. Штерн - Наука древнего волшебства, волхвования и чародейства

Бесспорно только то, что воображение усиливает действие известных, а следовательно и неизвестных агентов на наш организм, но влияет ли оно непосредственно – это еще вопрос. —

Остановимся здесь на минуту и сделаем вывод из всех этих рассуждений.

Из всех догадок и предположений, основанных на сочинениях разных ученых, можно извлечь следующее объяснение всяких чудес, которые, овладевая нашими чувствами, совершенно разрушают все теории, принятые разумом. Обыкновенно такие явления объясняли воображением, возбужденным умственным и физическим расстройством. Теперь же к этому предположению мы прибавляем новое, более удивительное и недопускаемое трезвыми физиологами: мы предполагаем возможным, чтобы человек, одаренный редким и исключительным темпераментом, имел влияние на воображение, а через воображение – и на ощущения других людей.

Сила эта превосходит даже силу всякого месмеризма и электро-биологии и придает вид истины старым волшебным сказкам.

Следуя Бэкону, полагавшему, что некоторые «даже бездушный вещи могут влиять на человека тайной силой симпатии и антипатии», можно предположить, что некоторые предметы, как, напр., древние жезлы, содержали в себе свойства, дававшие им возможность производить чудеса и без самого кудесника; так магнетизеры уверяют, что вещь, намагнетизированная ими, так же успешно действует, как и они сами.

Не забывайте, что все это пока одни предположения. Но уж если мы предаемся догадкам, то нельзя ли предположить, оставив в стороне вопрос, – может ли человек передать бездушной вещи силу над воображением другого человека, – нельзя ли предположить, что некоторые предметы сами в себе имеют свойства влиять на иные человеческие натуры?

Известно по опыту, что простое ореховое дерево сильно действует на иные нервные натуры. Одна девочка, взяв только что срезанный ореховый сучок, не могла его выпустить из руки, и когда его вырвали у нее силой, она так сильно была привлечена к нему, что снова захватила его и, продержав нисколько минут, впала в забытье, в продолжении которого ей являлись различные видения. Медики могут заметить, что это не новость, и что они знают много подобных случаев. Быть может, какое-нибудь особое свойство орехового дерева и побудило выбрать его в древности для жезлов. Потом возьмем лавровое дерево; оно было в древности в большом уважении и посвящено Аполлону, а недавно один немецкий ученый заявил, что он узнал на опыте, что ни что так легко не повергает в исступление человека, наклонного к этому, как действие лавровых ягод. (Не потому ли в древности возлагали на поэтов и на героев лавровые венки?)

Мы знаем, что у древних, и особенно на востоке, выделка жезлов для целей волшебства была не простою механической работой, а составляла таинственное искусство, которым занимались люди, сведущие в естественных науках, почерпавшие из них способы производить явления, считавшиеся чудесами. В этом-то приготовлении и выборе материалов собственно и заключались физические, естественные основания древней науки угадывания и заговаривания посредством волшебных жезлов. Палки эти или жезлы делались часто стальными или железными с хрустальным наконечником.

Может быть, железо и хрусталь действительно содержат в себе свойства, до сих пор научным образом неисследованные и действующие только на исключительные натуры; эту догадку подтверждает еще и то, что железо и хрусталь всегда играли важную роль у всех мистиков, древних и новых. У Дельфийской пифии был железный треножник, у Месмера – железная кровать.

Кроме того, есть много людей, честных, ни мало не шарлатанов, которые не могут долго смотреть на хрустальный шар: у них тотчас же кружится голова и являются перед глазами всякие образы. Можно подозревать, что научная причина этого кажущегося сверхъестественного действия железа и хрусталя заключается в сильной чувствительности обоих предметов к переменам температуры, и если эти вещества содержат в себе силу, влияющую на исключительные натуры, то ведь это не сверхъестественное чудо, а совершенно естественное явление.

Неужели же, такую страшную силу может иметь воля человека над умами и ощущениями других? спросит, пожалуй, читатель.

Заметим на это, что воля человека гораздо более и губительнее проявляет свою силу ежедневно над людскими умами и делами, чем всякое колдовство, как бы оно ни было преувеличено суеверием, а между тем мы этому не удивляемся и даже не замечаем. Воля человека возбуждает войну, от которой гибнут целые населения и приходят в запустение огромные страны. Воля человека составляет и извращает законы, возвышает и развращает общественное мнение, наполняет мир дикими криками фанатизма или же преклоняет страсти человека перед любовью к ближнему.

Мы удивляемся и восстаем против исключительного господства какого-нибудь кудесника (если кудесники есть на свете) над двумя-тремя людьми, и, в то же время, когда мы смущены такой силой, смотрим равнодушно, как воля нескольких человек производит революцию, устраивает коммуну и другие ухищрения, которыми потрясает умы и уничтожает веру миллионов людей.

Если мы примем теорию Бэкона о тайной симпатии или более простой физиологический закон – что в воображении, подчиненном воле другого лица, должны быть какие-нибудь идеи, имеющие сродство с этим влиянием и готовые его принять – то, очевидно, что ни один колдун не побудит нас на зло, если наши мысли сами не направлены ко злу, и, наоборот, не нужно быть колдуном, а только злым человеком, чтобы сделать зло, встретив ум, расположенный принять его совет.

Кому же быть снисходительными к заблуждениям воображения, как не тем философам, которые учат нас сомневаться во всем, кроме того, что может быть доказано математически.

«Человечески ум, ‑ сказал Лютер, – подобен пьянице верхом; поддержите его с одной стороны, он свалится с другой». Так, человек, слишком просвещенный, чтобы верить в то, во что верит простой мужик, всегда кончает тем, что предается какому-нибудь простому суеверию. Откроем любой биографический лексикон и увидим, что человек, непризнающий религии, всегда верит в какую-нибудь бессмыслицу. Вот лорд Герберт-де-Чербури, тип изящных скептиков, пишет книгу против божественного откровения и, вместе с тем, испрашивает знамения с неба для удостоверения, что эта книга одобряется Творцом его; таким образом, человек, который не верит в чудеса Спасителя, серьезно уверяет нас, что для него было сделано чудо.

Потом возьмите ум, самый могучий, самый трезвый, какой только произвел самый могучий, самый трезвый народ из всех народов, – возьмите великого Юлия Цезаря.

Всенародно, в сенате, он объявляет, что бессмертие души – пустая химера. Он принадлежит к школе, наследованной римскими сластолюбцами от Эпикура, и отвергает всякое вмешательство божества в земные дела. Выше этого авторитета материалисты не имеют. Они не могут похвастаться другим последователем своего учения, который бы равнялся по уму Цезарю. И все же этот великий мыслитель, отвергающей существование Бога и души, входя в колесницу, бормотал какое-то заклинание, ползал на коленках по ступеням храма, для умилостивления отвлеченной идеи, называемой «Немезидой», и не перешел Рубикон, не посоветовавшись с прорицателями. Что все это доказывает?