Андреас Конанос - Лекарство от одиночества. Беседы о любви

— Тех, кто мне приятен, а не тех, кто мне неприятен и кого я не люблю. Я хочу видеть тех, кого люблю, с кем у меня хорошие отношения, с кем у меня не бывает проблем. А кое с кем я не в ладу и не хочу, чтобы все они были со мной!

То есть ты хочешь отправиться в рай, но чтобы там были не все, а только некоторые. И не спеши ругать меня, что я говорю глупости, потому что я это прочел в одной духовной книге, где было сказано: «Представь себе, что в раю рядом с тобой будут грешники. Как ты себя будешь чувствовать тогда?» Но ты, во-первых, принимаешь за данность, что это исключено, чтобы такие люди спаслись, а во-вторых, говоришь:

— Даже если они спасутся, я все равно вообще не хочу видеть их.

Да, хорошо, что ты не Бог! Хорошо, что и я не Бог, потому что Бог рассуждает совсем иначе. Он по-другому задумал все Своим умом и любит нас.

— Ой, но как же трудно принять такого Бога, Который любит моего врага, как меня. Я могу понять, что Он любит меня, — говоришь ты, — но чтобы Он любил еще и моего врага и поместил его в раю?

Да, если он раскаялся в последнее мгновение жизни. А откуда ты знаешь, что он тогда делал? Разве ты знаешь, что делал в последнюю минуту своей жизни каждый преступник, каждый человек, которого ты так видеть не можешь, а? Ты даже думать о нем не можешь и сворачиваешь в другую сторону, лишь бы не встретиться с ним! А кто знает, может, Господь принимает и любит его, может, Он держит его в Своих объятиях, может, Он поместил его вместе с другими Своими детьми?

Я сделал ошибку, спросив: «Кто знает?». Это известно, Он сказал нам это, Он сказал: «Я люблю всех, но во Враче нуждаются больные» (ср. Мф. 9, 12), — а не ты, который, как предполагается, здоров, но в конечном счете оказывается, что ты больнее других, говорящих, что они больны.

Мы больны, потому что не имеем любви. А ты, хоть в рай тебя посади, не захочешь быть вместе с некоторыми людьми. Ты и там будешь отделяться, и там будешь взирать на лица и говорить:

— А я лучше! Я люблю избирательно, люблю с некоторыми условиями, люблю до определенных пределов. Я люблю только некоторых, а не всех, я люблю, если меня любят, а не уязвляют, не наносят мне вреда. В таком случае — да воздаст им Бог тем же! Если мне причинят какое-нибудь зло, да сравняет их Бог с землей. Я молюсь, как пророк Давид, и рассказываю истории из Ветхого Завета, и привожу аргументы из Ветхого Завета.

Да, к сожалению, у пророка Давида мы только это и берем, у святых мы только то и заимствуем, что нам выгодно, что нам нравится. Стоит нам увидеть какого-нибудь святого, топнувшего ногой, потребовавшего своего, вознегодовавшего в какой-то момент и сказавшего слово похлестче, мы это запоминаем. Это хорошо, что ты подражаешь святому пророку Давиду, но только он сделал еще и многое другое: раскаялся, потрудился, и он, естественно, не дожил до того, чтобы увидеть Христову Кровь на Голгофе. Он не испытал такого покаяния, которое у него могло бы быть в новозаветную эпоху по Божией благодати, он не видел Господа, простирающего руки Свои на Кресте, не слышал пощечины, которую получил Господь — и простил Своих мучителей. Поэтому он и был тем, кем был. А тебе нет оправдания, если ты не любишь. Нет у тебя такого права, нет тебе оправдания.

Любить трудно. Любовь — это нечто такое, чего я еще не знаю, такое, о чем я даже не знаю, познаю ли я это когда-нибудь — как свое чувство к другим, но и как чувство Бога ко мне тоже. То есть я не знаю, вкусил ли я Божией любви, которую Бог обильно подает мне, не знаю, почувствовал ли то, о чем говорит святой Антоний Великий: «Я не боюсь Бога, а люблю Его» [2] См. Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. Об авве Антонии, 32; Древний патерик. Глава 17, 1. . Бог первым возлюбил нас, мы осознали Его любовь и почувствовали ее в себе. А поскольку мы почувствовали Его любовь — а именно, что Он любит нас чрезвычайно много, Бог любит тебя, — то поэтому и ты насыщен любовью и не испытываешь нужды в том, чтобы противопоставлять себя никому.

А почему ты это делаешь?

— Потому что я любим Богом, я возлюбленная душа, Он окружает меня нежностью, любовью. Почему же я должен чувствовать себя незащищенным, зачем мне испытывать враждебность? Как я могу ощущать ревность, зачем мне ревновать, почему, когда Божия любовь всегда окружает меня! И как мне завидовать, когда у меня нет недостатка ни в чем, из-за чего можно было бы завидовать!

А я всего этого не пережил, и это и является причиной, по которой мы не любим. Мы не любим, потому что сами еще не были возлюблены. Не любим, потому что не почувствовали Божией любви, которая есть, которая изливается в наши сердца. Она излилась и заполнила наши сердца, но они этого не чувствуют. Мы еще не ощутили себя чрезвычайно возлюбленными Богом и поэтому испытываем безумную незащищенность и страх. Ты видишь другого — и воспринимаешь его как угрозу собственному существованию, видишь другого — и боишься, что он причинит тебе какое-нибудь зло. Ты смотришь на другого как на своего соперника по жизни, не ощущаешь единства с ним, не испытываешь той радости, когда его радость — это моя радость, когда моя радость отражается на нем и возвращается ко мне, и получается как между зеркалами, когда свет из одного зеркала отражается в другом и становится все сильнее и сильнее.

Я должен любить других, потому что так становлюсь богаче и не теряю своей ценности, придавая ценность другому, а обретаю еще большую ценность. Но только слова я говорю сейчас, одни слова… А любовь — она в делах, а не словах. И есть такие люди, которые делают дела, много дел, осязаемых дел, а не разводят теории, в которых вера низводится до уровня идеологии: красивые слова, споры, дискуссии, абстрактные мысли, идеи, философия, но только все это без опыта, переживания, жертвы, без того, чтобы ты сунул руку в карман и помог кому-нибудь, без посещения того, кто нуждается в том, чтобы ты поговорил с ним, преклонил колени на молитве и проронил о нем слезу, — ничего из всего этого.

А ты это делаешь, и я тебя поздравляю, завидую тебе и восхищаюсь тобой, потому что это воистину любовь. А то, другое, — это культура, христианская культура и дискуссия, но и таких я тоже не обвиняю, потому что, если сделаю это, у меня не станет любви, и тогда я буду как не понимающий разницы между характерами. Один любит практические дела, а другой — теоретические, но и это тоже дело. А что тут поделаешь? Некоторые люди относятся к теоретическому типу, они дискутируют, помогают другим на интеллектуальном уровне понять что-то. И это тоже любовь. Ты можешь говорить от избытка любви, может, ты философ и твоя философия излучает любовь, лишь бы одно было твоей целью — помочь человеку, любому человеку, который тебя слушает.