Монах Салафиил (Филипьев) - Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя

Сатана говорит: «Даже не пытайся».

Маловерие говорит: «Скорее всего, не выйдет».

Бог говорит: «Попробуй».

С Богом!

Отчётливо понял: когда при беседе молчал и внимал — было назидательно. Когда говорил, чувствовал, что на фоне опытной жизни отцов, о которой повествовал собеседник, мои слова, как пустышки... Ни о чём. В них нет духовного веса. Было стыдно за себя. Становилось хорошо только, когда замолкал. Безмолвие оправдывает своё высокое значение, о котором свидетельствуют отцы-исихасты.

16:58

Ад — это нечувствие постоянного присутствия Бога рядом с собой, ад — нечувствие себя рядом с Богом.

А когда через толщу душевного вязкого непроглядного ила вдруг становится виден Божий луч, поражаешься и недоумеваешь, как же не видел Бога рядом?! Ведь Его всепроникающий и всесогревающий луч — это и есть единственное настоящее, что тебя окружает, живит и поддерживает.

Только Свет, и в Нём нет никакой тьмы.

13:00

В день преподобного Афанасия Афонского (который жил здесь всего-то тысячу лет назад, а по другим данным и того больше), покровителя наших мест, я оказался в пустыне пустыни.

К моей обычной пустынной жизни прибавилось то, что вся братия Ипатьевской келлии единовременно уехала. Наш старец отец Рафаил вернулся с Кавказа на Святую Гору и все наши устремились к нему. Я, Бог даст, съезжу немного позже, когда у батюшки будет поменьше людей, чтобы с ним спокойнее и больше пообщаться.

Пришёл из своей кельи в Ипатьевскую, взяв дневник с собой. Нужно полить огород и посторожить. Несколько человек, от двух до четырех, подвизается сейчас на Ипатьевской, но какая же сразу тишина воцарилась, когда все ушли. В пустыне есть это чувство подростка, вдруг оставшегося дома в одиночестве. Благое и душеврачующее это одиночество, не случайно воспетое многими отцами-аскетами. Только бы сосредоточить и держать помысел на покаянии перед Богом, то есть на молитве Иисусовой.

Хотя братию я вижу недолго и не ежедневно, однако, оставшись совершенно один на Верхних Катунаках, ощущаю силу молчания.

Отцы говорят, что при беседе несовершенных начинается празднословие; из празднословия — либо спор и ссора, либо осуждение других, либо просто потеря собственной малой духовной силы. В любом случае — духовное поражение. А молчание с покаянной молитвой Иисусовой ограждает от всего перечисленного. Молчание — это оазис пустыни, в нём быстро расцветают Божии цветы смиренномудрия, осознания своих грехов, надежды на прощение и духовной чистоты.

На то оно и священное молчание — священнобезмолвие — исихазм.

17:15

Находясь сегодня в полуденный зной на Ипатьевской, где каменные стены сдерживают жар, понял, что моя-то обитая железом келейка раскаляется «до красноты»... А я не особо об этом задумывался, пока не с чем было сравнить.

Но, как известно, жар костей не ломит. Тем более афонский пустынный искус, будь то жар или холод, очищает душу и располагает её к покаянию и усиленной молитве.

17:11

Святая Гора — великое, таинственное и чудотворное место...

Происходит в душе нечаянная переоценка всего.

Постепенно открывается, как удалился я от христианского, иноческого, неотмирного пути на страну самости, себялюбия, себяхваления и себяпревозношения. Себя, а не Бога. Глупо и тупиково. Кто — я, и кто — Бог?!

Отрекался хуже, чем Петр, а даже капли от слёз святого апостола Петра не имею.

Даруй мне, Господи, хоть каплю от слёз Петра.

Святые отцы учат не искать покоя. Это верно. В пустыню идём не за покоем, а за покаянием. Здесь не нужно искать покой. Он сам приходит.

...Дневник этот непрестанно вести не получится. Скоро слова закончатся. Их уже не хватает. Непрестанно можно только молиться и покаянно радоваться о Господе.

Пустыня. Безмолвие. Сначала томление, борение, терпение... Долго. Потом, словно зимним днём окутает тёплое облако: наплачешься, покаешься, утешишься.

Сохранять бы...

21:40

Сколько сказано о свободе?!

А вот — ответ исихаста, что значит стоять в свободе Христовой и как этого достигать: «Когда молишься, произноси такую молитву: «Сподоби меня, Господи, действительно быть мёртвым для собеседования с веком сим». И знай, что совместил ты в этом все прошения; старайся же исполнять в себе дело это. Ибо если за молитвою последует дело, то действительно стоишь ты в свободе Христовой» (Авва Исаак Сирин, «Слова подвижнические», Москва, 2006 г. Слово 38-е).

На днях ко мне заходил инок Рафаил по дороге в лавру святого Афанасия Афонского.

Сидели, пили чай с горько-сладким имбирём. Я ему радостно рассказывал про звериную тропу напротив моей бизюли. Он с интересом слушал, но когда я дошёл до волков, то он очень насторожился и заметил: «Да, вот как тут одному в лесу ходить! От шакалов ещё отобьёшься, а от волков?».

Тут и до меня дошло, что я ни на минуту не воспринимаю кабанов, шакалов, волков, как диких зверей... Это факт. Наверное потому, что ни разу с ними в таком качестве не сталкивался. И потом всё же Афон, хоть и чернится, возможно, нашими грехами, но всё же он — Жребий Богородицы и ныне, и присно, и во веки веков. Это точно влияет на зверей. Их поведение промыслительно по отношению к монашествующим. К такому выводу мы и пришли с иноком Рафаилом в итоге.

За чаем он поведал историю из греческого монашеского предания.

Один монах спросил сатану:

— Много в аду монахов?

— Ни одного. Они все на Небе.

— Как на Небе? Неужели никто из монахов не попадает в ад?

— Попадают и очень много. Но это монахи по одному лишь имени. Они носили монашеские одежды, но по сути монахами не являлись.

Вывод этой истории прост: истинные монахи в ад не попадают. Монахи, уединившиеся от суеты ради Христа, спасены и пребывают вместе с Ним...

Инок Рафаил считает, что на Афоне бывает у монахов и такое искушение: многие годы уходят на то, что человек добивается получения официального афонского статуса и места. Или очень стремится получить постриг в схиму. Эти цели увлекают, полностью заполняя жизнь монаха. Когда, наконец, он этого добивается, встаёт вопрос: «А дальше что?». И здесь многие себя теряют... Всё внешнее достигнуто, а внутреннего мира нет. Трагедия.

Монашеский статус — это жить мироотреченно: в покаянии, послушании, духовном целомудрии, непрестанной молитве и нестяжании.

Далее наша беседа продолжалась так.

Инок Рафаил:

— Нам главное не путать средства с целью. Монашеская жизнь — это средство.

я: