Дарья Сивашенкова - Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы

Но тут возникает еще и во-вторых .

«Друг» — это неточный перевод. Иисус сейчас произносит не то слово, которое обычно использует, говоря, например, о Лазаре или об апостолах. Их Он называет φίλος , и это слово действительно несет значение «друг». В Гефсимании же Он произносит ἐταῖρε [‘этэрэ].

И это сильно меняет дело.

Само по себе слово ἐταῖρε не значит ничего плохого. Просто это не «друг» в глубоком смысле, здесь не подразумевается особой душевной близости, это скорее «приятель». Проблема в том, что именно в Евангелии ἐταῖρε имеет исключительно негативный оттенок. Кроме Гефсимании, Христос употребляет это слово всего дважды, в притчах, и каждый раз это ироничное обращение к отрицательному персонажу. Из-за этого ἐταῖρε в Его устах несет в себе немалую долю сарказма и подразумевает ровно противоположный смысл.

В первом случае это обращение к работнику из притчи, взревновавшему, что пришедшие поработать в последний час получают ту же награду, что пришедшие поработать в первый. Хозяин его урезонивает и упрекает:

Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр? (Мф. 20: 13–15)

Во втором — еще хуже, это обращение Царя к человеку, проникшему на брачный пир в небрачных одеждах.

Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных (Мф. 22: 11–14).

Самые авторитетные толкователи Писания дают разные, даже противоположные объяснения тому, почему Иисус употребляет именно это слово.

Одни считают, что Христос сознательно намекает на персонажей, которые ранее удостаивались такого прозвища:

«Слово „друг“ [Мой] должно понимать или в смысле противоположения (κατά άντίφρασιν), или же, может быть, в том значении, в котором мы читали его выше [в словах]: Друг Мой, каким образом ты вошел сюда, не имея брачной одежды? (Мф. 22: 12)» [58].

«И говорит ему, упрекая его за лицемерную дружбу: Друг, для чего ты пришел? В самом деле, мы не знаем ни одного доброго человека, названного в Писании этим словом [59]. Ведь дурному человеку и не одетому в брачную одежду Он говорит: Друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде? (Мф. 22: 18) Также был дурным и тот человек, который слышит в притче о динарии: Друг! Я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мной? Возьми свое и пойди; я же хочу дашь этому последнему то же, что и тебе (Мф. 20: 13)» [60].

А другие, например, Евфимий Зигабен, а следом за ним святитель Феофилакт Болгарский, не видят в этом слове ничего негативного. Для них это вполне искреннее «друг» и упрек — мол, Я к тебе до самого конца со всей сердечностью, а ты так недостоин этого именования.

«Видишь неизреченное милосердие: до тех пор, пока не был предан, заботился о предателе; поэтому и теперь Своего злейшего врага назвал другом» [61].

«Тогда Господь… Иуду называет „другом“, посрамляя и укоряя за то, что он, как будто друг, дает Ему лобзание» [62].

Оба толкования имеют право на жизнь, но и то и другое имеет явный недочет, который заставляет усомниться в их правильности.

Если Христос действительно употребляет ἐταῖρε в ироничном значении, с отсылкой к притчам, как считают блж. Иероним и Ориген, то у этого должен быть смысл. Просто так Христос ерничать не станет. Но какой толк сейчас Спасителю насмешничать? Он хочет указать Иуде, до чего тот докатился? Напугать: вот, гляди, ты на пороге тьмы внешней? Вразумить очередной пощечиной?

Оно, конечно, логично, и прозвучи это на Тайной Вечере, было бы понятно. Беда в том, что сейчас говорить Иуде что-то подобное совершенно бессмысленно. Потому что про него Христом уже сказано:

… и никто из них не погиб, кроме сына погибели… (Ин. 17: 12)

Вы когда-нибудь пробовали вразумлять труп?

Вот и Иуду уже поздно.

И получается, что ἐταῖρε остается сотрясением воздуха, ядовитой репликой, которая позволяет отвести сердце, не более того. Шла бы речь не о Христе, такая трактовка меня вполне бы устроила. Любой человек, которого пришел предавать на смерть друг, имеет право сказать все, что о нем думает, мало заботясь, услышит его « ἐταῖρος » [63]или нет. Но Христос никогда не тратит слов зря: там, где вразумить нельзя, Он просто молчит.Не упрекает и не язвит. Слова Христа могут быть горьки, но не заведомо бессильны. А убивающий себя грешник — повод для Его слез, не для остроумия.

Точно та же проблема и с трактовкой обращения « ἐταῖρε » как подлинно «друга», то есть с мнением Евфимия Зигабена и Феофилакта Болгарского. Сказать Иуде сердечное «друг» можно в данной ситуации лишь для того, чтобы пробудить его совесть, смирением и любовью попытаться тронуть и обратить его, уже даже заступившего за последнюю черту. Но… но опять слова про гибель «сына погибели» встают поперек горла: если гибель ужесостоялась, если перед тобой духовный труп, то, взывай не взывай, являй кротость и любовь или не являй, изменить ничего нельзя. Нет у мертвеца совести, не положено ему.

И получается, что эта фраза Христа… бессмысленна. С какой стороны ни взгляни: адресат ее просто не слышит.

Если только нет подвоха с адресатом.

Зададимся вопросом, с первого взгляда выглядящим по-дурацки: а к Иуде ли обращена эта реплика?

А не было ли у нас такого, что, обращаясь к Искариоту или говоря о нем, Иисус говорил о ком-то другом?

Давайте еще раз посмотрим на тех, кого в притчах называют ἐταῖρε . Точнее… на того, кого так называют.

… глаз твой завистлив оттого, что я добр…

… друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде?..

Кто буквально только что явился на царский пир-Вечерю в небрачных одеждах и был изгнан Царем во тьму внешнюю? Чей взгляд завистлив и зол по отношению к милостям, которые Хозяин оказывает человеку?

Кто достоин стать вершиной этого треугольника?

Да не к Искариоту это обращение. А к сатане в нем. Христос же прекрасно знает, что они не вдвоем беседуют с Иудой, они — втроем, пусть третий персонаж «работает под прикрытием».

И в этом случае все сразу же становится на свои места. Тут уместна и ирония, обретает смысл и риторический вопрос. «Ну и чего явился, приятель?» — действительно насмешливо спрашивает Своего врага Христос. Тот явился с претензиями на жизнь Иуды и с полным ворохом аргументов в свою пользу, но одной этой репликой Иисус ставит его на место: нет, не дождешься.