Савва - Духовные упражнения

Зерно доброты и святости требует постоянной заботы и труда. Бывает, что у человека все силы уходят на религию, так что на попечение о нравственной жизни уже ничего не остается. Молитва, чтение Писания, посещение храма, участие в таинствах — важнейшие моменты нашей религиозной жизни, но они не обязательно делают нас добрее, честнее, надежнее. Внутрицерковные духовные упражнения способствуют духовному росту, но он связан с нравственностью лишь косвенно. И даже более: нравственно недоразвитый человек не сможет воспринять те духовные дары, которые дает Церковь.

Опыт нравственности — опыт всечеловеческий. Это поле универсальной духовности. И очень важно, чтобы градус нравственной жизни совпадал с градусом жизни религиозной.

— Зачем нам, христианам, эта универсальная духовность? Ведь это на самом деле и не духовность, а душевность, которую порицали апостолы.

— Даже тонким лингвистам и богословам не всегда понятно, что имеют в виду апостолы, употребляя термины «духовный» и «душевный». Это зависит и от культурно-исторического контекста времени, и от аудитории, и просто от ситуации.

Откуда взялся этот раскол, это странное разделение на духовность религиозную и универсальную? В нас живет память древних предков, которые жили в пространстве единой духовности, когда всякая человеческая активность — в политике, экономике, искусстве, общественной жизни — имела религиозную санкцию. Мир наших предков был простым и понятным, и к этой простоте мы тоже интуитивно стремимся, не только верующие, но и светские люди. Но случилось одно событие, которое навсегда и принципиально разделило единый мир на две области: в небольшом палестинском городке родился Бог, и все стало сложно.

Духовность, о которой говорит Церковь, — дар нетварной благодати, дар Духа Святого, «энергия» не из этого мира. Люди духовные в церковном смысле — это духоносцы, стяжатели «нетварного света». Источник этой духовности по ту сторону сотворенного мира.

— Вот мы и должны заботиться о стяжании Духа, а не о «тварной духовности».

— Если помните, явление Духа Божия в момент крещения Иисуса было в видении голубя, а это древний библейский символ. Первое появление голубя в Писании связано с историей Ноя и его ковчега.

Современники Ноя погрузились в какое-то нечеловеческое нечестие, в скверну греха, о которой даже Библия стесняется говорить. И все живое погибло под толщей воды. Чтобы узнать, не просохла ли земля, Ной выпускает из ковчега голубя:

Но голубь не нашел место покоя для ног своих

И возвратился к нему в ковчег

(Быт. 8:9).

Это не просто история о находчивости Ноя. Здесь есть и духовный смысл.

Не мерою дает Бог Духа (Ин. 3:34).

Дары духовные даются каждому из нас, но этому Голубю Нетварного Мира негде «присесть» на нашей затопленной страстями душе. Его отпугивает всякая грязь, жестокость, злоба, зависть, невнимательность, небрежность, грубость. Не находит он покоя для ног своих. Поэтому и верующим необходимы усилия в области универсальной духовности. И средства здесь должны быть соответствующие. Вежливость и такт — это результат навыка, духовного упражнения, но их нельзя воспитать чтением акафистов и земными поклонами, эти средства хороши для других целей.

Если кто-то при мне говорит, что он знает, чего хочет Бог, меня охватывает бессознательное желание подальше спрятать острые предметы. Религия — оружие, которое опасно доверять людям нравственно ущербным. Когда на орбите стыкуются два космических корабля, они некоторое время ждут выравнивания атмосфер. Давление в обоих кораблях должно быть одинаковым. Это вопрос безопасности и выживания. Так и в жизни духовной требуется деликатное равновесие между универсальной и религиозной духовностью.

Самое страшное, что можно представить, — это когда религиозное рвение охватывает человека нравственно недоразвитого и ущербного. Так рождается фанатизм, а жестокость и бесчеловечие получают религиозное обоснование. Ничего уродливее люди еще не придумали. А потому верующему человеку нужно быть внимательным к своей духовной жизни вдвое, не позволяя себе бросать надменные взгляды за церковную ограду.

Семья из Эфиопии перебралась в Израиль. Папа, мама, два братика и сестричка. Африканские иудеи. Однако после переезда случилось несчастье, и дети остались сиротами. Одно из израильских изданий написало о судьбе негритят в надежде, что найдется семья, которая возьмет сразу троих — не разлучать же деток! В первый день публикации в редакцию обратилось шестьсот семей — и мне хочется выделить это красным, синим, зеленым, фиолетовым и поставить сотню восклицательных знаков, так я впечатлен! Еще раз эти цифры: шестьсот семей в первый день захотели взять себе сразу троих детей! Чужих немаленьких детей другой расы! И для службы опеки главной проблемой стали не дети, а необходимость выбора среди такого количества желающих.

Это не чрезвычайная ситуация или результат активной пропаганды. Рядовая израильская история. Просто для евреев дети — самое ценное и самое дорогое. И дальше, наверное, должны следовать слезные восклицания: «не то что у нас», «что у нас за страна такая», «живут же люди». Но я не клинический диссидент и не желчный критик, а Израиль мне симпатичен не только потому, что я из Гомеля. Хорошая у нас страна, и люди у нас хорошие. Просто у нас другой климат. У нас холодно, и реки зимой сковывает лед. Но страны отличает не только температура воды и рельеф местности, и люди дышат не только воздухом. Жизнь человеческого сообщества определяется еще одним климатом, который называется нескладным словом «мораль».

Изобретателем морали считают Цицерона. Точнее, он придумал слово. Надо было как-то перевести на латынь греческий термин ethos, означавший «в отношении характера, стиля жизни, поведения, нрава». Так в цицероновском трактате «О судьбе» впервые появляется свежеиспеченное слово moralis, которому предстояло проделать долгий путь в истории европейской мысли, приобретая и теряя на этом пути разные значения и контексты.

Для советского школьника это слово чаще всего означало некий урок, вывод, как в басне Михалкова:

Кроме популярного значения, этот термин имел и свою особую эмоциональную окраску: мораль — это нечто скучное, надоедливое, назойливое, избитое и затасканное. В юности часто слышал, а иногда и сам говорил: «Не читай мне морали». Не будет преувеличением сказать, что нормальные люди вообще это слово не любили и не любят, и не только потому, что оно навевает зевоту и образы старых дев.