Савва - Духовные упражнения

Однако о равносубъектности в этом диалоге внутри общества следует помнить и христианам, у которых тоже есть немалый опыт религиозного высокомерия. Но и обратное не лучше. Принимать на себя роль назойливой приживалки никуда не годится. Выпрашивать внимание, как подачку, снисходительную похвалу и ленивое одобрение — это недостойно нашего звания, так у нас никогда не сложится.

Долгое время я был регентом хора. Как-то я услышал спор певчих по поводу произведения одного нашего композитора, автора очень сильного и сложного, скажу, сочинения. Сопрано пустились в критику и всеми силами манкировали спевку. Один престарелый бас молча терпел этот глупый протест и в конце концов изрек:

— Ты можешь написать лучше? Нет? Так закрой рот и пой!

Если бы мне пришлось искать фразу, которая передает всю суть претензий светского общества к Церкви, лучше и не найти: «Закрой рот и пой». Дорогая машина у священника? Вор и обманщик! Батюшка в стареньком подряснике едет в троллейбусе? Лузер и неудачник!

— Почему Церковь не высказывается по политическим вопросам?

— Зачем Церковь лезет в политику?

Закрой рот и пой!

Всё по Евангелию:

Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам плачевные песни, и вы не плакали (Лк. 7:32).

Историки говорят, что евангелист упоминает здесь старинную игру, которая называлась «похороны кузнечика». Нам навязывают роль в дурной пьесе и обижаются, если мы даем реплики не по сценарию. Если вы хотите понравиться, если, словно побирушка, ищете одобрительный кивок, диалог не состоится. Это изначально неверная стратегия. «На каждый роток не накинешь платок», — говорил наш покойный настоятель. Поэтому не надо тратить свои силы на задабривание дешевых клоунов, на бесконечные оправдания, которые никто не слышит. Надо просто и с достоинством делать свое дело и общаться с достойными.

Дружба возможна только между равными.

Дружба возможна только между людьми достойными.

Если мы сами себя не уважаем, кто станет уважать нас?

Диалог Церкви и общества — это уважительное и доброжелательное общение церковной части общества с его секулярной частью. Этот диалог требует терпеливого и тактичного вслушивания, воспитанной культуры дискуссии и искреннего желания понять собеседника. Все эти качества не есть обязанность какой-то одной стороны, но совместное обоюдное усилие, может быть, весьма затратное, но оно того стоит.

Когда я показываю детям иконы нашего храма, мне всегда приятно видеть их удивление перед Августовской иконой Божией Матери, которая очень почитается в наших краях. Ее особенность в том, что она написана по обету русскими солдатами, спасенными из окружения явлением Богородицы. Дело было в Первую империалистическую, поэтому солдаты на иконе изображены по моде того времени: усы а-ля Сальвадор Дали, винтовки, портупеи, револьверы.

— Как же так? На иконе — и вдруг современные одежды и прически? Ведь это же икона !

Почему нас так это удивляет? Дело в привычке воспринимать церковное как нечто архаичное и законченное, даже, скорее, завершенное. Но ведь это ошибка. Церковная полнота — не только сонм прославленных святых, но и мы, ныне живущие, и те, кто придет после нас. Поэтому и возникает дерзкая до головокружения мысль:

Без меня нет Церкви!

Подумайте над этим, произнесите снова: Без меня нет Церкви!

Страшно! Ответственно! Но это правда нашей церковной жизни. Не только без меня, но и без тех людей, что стоят со мной рядом на службе, тех, кто молился здесь в прошлом веке, и, более того, тех, кто еще не родился, но будет молиться здесь через столетие, — без нас нет Церкви! Без нас она еще не проявлена, не открыта!

Иконное искусство смело вбирает в себя меты времени, включая одежду, стиль жизни и даже технику. Но самое важное в иконе не это. Икона не памятник и не летопись. Ее дело — являть лик и быть местом присутствия. Это понятно даже малоцерковным людям. Но есть в иконе и иное откровение, которое вместе и озадачивает, и пугает. Это откровение настигло меня в не самый подходящий момент моей монастырской биографии.

Монастырь — это семья. В семье бывает всякое. Всякое было и у нас. Один начальствующий брат просто спать не мог, так невзлюбил меня, и это продолжалось годами. Ничего тут страшного нет. Мы всего лишь люди. Один старенький монах, наблюдая эту распрю, повторял:

— В дурь бросае! В дурь!

С каждым может случиться, что уж тут говорить. Но мне приходилось несладко, потому что весовые категории были неравны. Однажды после очередной «спрэчки» я стоял перед иконой апостолов Петра и Павла и вдруг подумал: если бы сейчас в наш храм ворвались злодеи и зверски замучили за веру меня и «возлюбленного брата», нас бы непременно прославили как мучеников, написали книги, защитили диссертации, и мне бы пришлось делить с этим человеком одну икону. Всё ссоримся, ругаемся, но держимся приличий, а тут — мученичество, мощи в одном гробу и образ под одним окладом. И ведь с иконы не сбежишь! Святые себе компанию не подбирают! И это навсегда! Хоть икона — это только образ Вечности, но образ верный!

А Петр и Павел смотрят с иконы. У одного ключи, у другого меч. Один с длинной черной бородой, другой седой и лысоватый. Но разве во внешности дело? Два абсолютно разных человека и под одним окладом!

Рыбак-пролетарий и ученый-аристократ. История знает редкие случаи дружбы между людьми из разных социальных миров. Сразу вспоминаются товарищ Ленин и рабочий Иван Бабушкин, которые своей живой дружбой удивляли современников. Но с апостолами сложнее. Если мы внимательно перечитаем не средневековые жития, а оставленные ими тексты, откроется нечто не совсем житийное.

Церковная традиция невозможна без интуиции иерархии. В богослужебных текстах хорошо видна иерархия святости: Христос, Богоматерь, Предтеча, ангелы, апостолы, святители и так далее. Здесь апостолы — высшее звено иерархии. Как говорят мои маленькие ученики: «Самые святые святые». А святые, как известно, должны не ходить и говорить, а «ступать» и «молвить». Однако новозаветные тексты говорят о другом: среди ближайших учеников Христа случались «огорчения».

Сегодня мы смотрим на икону святых апостолов и кадим святым ладаном, и два светильника веры молятся за нас перед престолом Божиим. А каких-то две тысячи лет назад апостол Павел рассказывал своим ученикам, как в Антиохии лично противостал (Гал. 2:11) апостолу Петру, обличив его в лицемерии. И не только это послание, но и другие тексты пестрят свидетельствами о непочтительном отношении апостола Павла к верховным апостолам. Он иронически называет их знаменитейшие (Гал. 2:2) и совершенно не дорожит знакомством и связями с этим уважаемым кругом предстоятелей.