архимандрит Савва (Мажуко) - О пользе вреда

Авва Евельмеродах не торопился спасаться:

– Чего мне рваться? Имя у меня и так звучное, у всякого уважение вызовет.

Но в среду встретил старца Адонисека и призадумался, можно ли только на имя уповать. А потому развил небывалую активность, чтобы нечто полезное совершить и имя свое доброе в истории оставить.

Был он семи пятниц во лбу, а потому начал с неслыханного: изобрел единственные в мире немые часы и начал распространять. Вещь броская, запоминающаяся: огромный глаз, который часы не отбивает, а вымаргивает, а по бодрости зрачка можно определить, когда дело к вечеру идет. Глубокий душеспасительный смысл был в них заложен, но население не приняло, потому что будильника нет и дети пугаются.

Взялся было целебные воды раздавать повсюду. Открыл линию «Водица из копытца», но народ не принял по причине отсталости.

Пошел в похоронный бизнес, чтобы правильный духовный взгляд на смерть насаждать. Хорошо шли гробы на вырост. Опять же и акции у них были успешные. Все ведь помнят: «Гробы повапленные! Собери пять крышечек – выиграй поездку в Прагу!» Но на этом и прогорел и немало приличных гробов угробил.

После таких неудач оставалось только в науку идти. Защитил диссертацию об органах зрения у пиявок, но современники оценить еще не готовы.

Пришлось в инженеры податься. Мост сконструировал полезный и долгожданный. На открытие семь патриархов приехали и говорили речи, изданные отдельным томом. А в благодарность весь тракт в честь аввы-инженера назвали. Ведь редко кто из старцев о мостах печется, а тут настоящий конструктор.

Почил во славе и за успехи был сразу отправлен в райские обители. Так бы и блаженствовал в кущах, да мост из-за какой-то ошибки через пятьдесят лет рухнул неожиданно, раздавив самосвал, который скрипки Страдивари перевозил. За это авву Евельмеродаха в ад перевели, а имя просили забыть.

Зато пятьдесят лет в раю как человек пожил!

Авва Маргадон очень боялся ядерной войны, а потому копал себе в святых горах пещеры и убежища. Тридцать лет недра грыз, не покладая рук, но прогресс тоже на месте не стоял и наплодил таких ракет, что мама дорогая! – никаких бункеров не напасешься! Авва от безысходности решил руки на себя наложить, чтобы смерти избегнуть. Но руки от копанья так болели, что никак не накладывались. Тогда же в «Книге тайн и запретов» вычитал: «Вешаться не умеешь – молись» (2:17).

Забрался в глубины и давай вопиять. Шум в пещерах такой устроил, что думали, не иначе враги напали. Сейсмические датчики включились и напустили ядерных ракет во все стороны, какие только были. Народ в панике бегает! Правительства бумаги жгут! Актеры в схиму стригутся! Монахи напоследок женятся! Инопланетяне в панике в другие измерения перепонки рвут! А Маргадон небо молитвой сотрясает, аж ангелам тошно!

И надо бы уже всем погибнуть, а ракеты никак не падают. Народ и прощаться устал, все на часы нервно косятся. Куда делись – никто не знает! Выпустить выпустили, а последствий никаких. Конечно, кого надо сразу посадили, и много было громких разоблачений. А у Маргадона последний смысл жизни пропал, потому что бояться больше нечего, а без страха какая жизнь? Плюнь и разотри, тоска зеленая! Не боялся, так вроде не жил.

Опять в пещеры забрался, от ангелов ответа требует, куда ракеты девали. Снова вопиял, но скромно, все больше в рыданиях содрогался. Вняли ему бесплотные и откровение принесли: все бомбы срочно отправили в прошлое, потому что на другое у них фантазии ангельской не хватило.

– Зачем прошлое? Какое прошлое?

– Про динозавров слыхал?

– Как же. В детстве даже увлекался и модели лепил.

– А из-за чего вымерли, знаешь?

– Ледники?

– Какое там! Ты же их и угробил! А? Не веришь? Мы все бомбы на них сбросили. А куда их было тащить? В Гоби? Ни одна тварь не выжила! Разве не ты просил?

И появился у аввы Маргадона смысл жизни. Смерть безобидных динозавриков он себе никак простить не мог. Обложился веригами, пеплом обсыпался и ходил по музеям с останками древних ящеров и каялся пред ними в слезах.

– Люди! Простите! Это ж все я!

И такая это вина чудесная, что не стыдно и людям рассказать. Потому что ничто так жизнь не украшает, как страшная и красивая провинность перед человечеством. А если это еще и миленькие динозавры, безвинно убиенные, только позавидовать остается.

Авва Мартын был праведник хоть куда – и самому приятно, и перед людьми не стыдно. Но временами накатывала на него такая тоска, что хоть вой. Солнце выцветает, радость захлебывается, все ароматы мира тонут в небытии.

Ничего никогда не было!

Ничего!

Никогда!

Но даже в такие минуты авва святости не оставлял и продолжал исцелять, воскрешать и пророчествовать. Кажется, все по-прежнему, но ангелы уже знают, стараются летать на цыпочках, и малышей-херувимов одергивают:

– Тише шуми! У старца плановая депрессия!

Исцелит Мартын слепого. Люди благодарят, шоколадки торжественно вручают, обещают поминать. Старец добротой сияет, благословляет стыдливо, а про себя думает: «Ну кто так исцеляет? Что это со мной? Зрение вернул не полностью, в левом глазу будет помутнение хрусталика, лет через двадцать придется оперировать. Чем я занимаюсь? Зачем я обманываю людей? Я просто старый лживый бродяга!»

Воскресит кого-нибудь из мертвых – родители ликуют, жена плачет, наследники мстительно переглядываются. Кажется, хорошо ведь, чудесно, радость такая! Вот и старец такой кроткий, такой светлый! А он хоть и улыбается, себя изнутри распекает: «Чем я занимаюсь? Боже мой, почему бы мне просто не уйти куда-нибудь в тайгу или таксистом пойти работать – польза все-таки! Он же через пятнадцать лет опять умрет! Я его уже четвертый раз воскрешаю и вот, пожалуйста, – недовоскресил, выходит, недовымолил! Занимаю чье-то место, не иначе! Все не так! Все пусто, грязно, сыро! Господи, куда мне спрятаться от этого?»

Людям отулыбается, а в келью зайдет – валится на пол и лежит покойником. И заплакал бы, завыл в голос, а слез нет, и стон в груди глохнет, будто мир укутали в глухую душную шубу. Сколько раз порывался уйти, сбежать, схорониться, да ангелы ключи прятали, а один впечатлительный херувим и ножи из дома уносил – пусть старец перемучается, переждет, ведь все успокоится, отступит эта беда, отойдет. Мартын думал, что его демоны душат, а просто у него в организме йода не хватало. Такое и со святыми случается! Ведь даже малыши-херувимы знают: большая мука бывает перед большой радостью.

Все наладится! Все будет хорошо!

Средневековый философ Авек Плезирский оставил множество трудов по астрономии, метафизике, политике, кулинарии, геодезии и картографии. Но в историю он вошел фразой, которую заставляют учить наизусть каждого студента-философа: «Nihil est in fatu quod non prius fuerit in desiderio», что в переводе значит: «Нет ничего в судьбе, чего прежде не было бы в желании». Другими словами, хочешь понять подлинные мотивы и желания человека, смотри на итог его жизни: к чему пришел, того и желал на самом деле.