архимандрит Савва (Мажуко) - О пользе вреда

Чтобы стяжать настоящее уничижение, понуждал себя взятки брать и писал доносы с сокрушением, и все не из злобы, но исключительно чтобы славы от человек избегнуть. Ведь подлинная злоба бескорыстия требует. Как в «Книге тайн и запретов» сказано: «Аще кто зло из корысти творит, гореть тому в геенне огненной; мужи же и жены, ради спасения бескорыстно злу предавшиеся, увязаны будут венцами» (66:67).

Наконец захотел узнать свою степень славы и капкан на ангела поставил, чтобы выведать, в какую меру вошел. И было сказано:

– Еще не до крови ты подвизался, паразит такой! Мать Хиросима из Лернейского монастыря впереди тебя идет.

Пошел авва в Лернейскую обитель с матерью Хиросимой смирением меряться. А той не до состязаний: по случаю праздника травила сестер слезоточивым газом, но в духе кротости и с глубоким сочувствием. У Тринидада и руки опустились. Ушел посрамленным. Куда ему такую меру подъять!

А Хиросима в заботе о сестрах тоже книгу аскетических экспериментов оставила, «Душевредность пользы» называется. Правда, не все одобрили. Вот авва Аргамедонт по прочтении много жестов мирских делал и наконец изрек: «Женский монастырь – рассадник бандитизма!» Но кто мы такие, чтобы о духовном судить?

Сейчас даже не верится, сколько к авве Горгию послушников поступало. Обещал в три месяца полное спасение, потому народ и устремлялся на время каникул духовно возрасти. Техника простая, но жесткая, полного отсечения помыслов требует.

– Авва Горгий, а почему нечто есть, а не наоборот?

– Отсеки помысел!

– Стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой?

– Отсеки помысел!

– Можно ли быть счастливым и одиноким?

– Отсеки помысел!

– А почему вам все, а нам манная каша?

– Отсеки помысел!

Так в краткий срок послушник и спасался. А на самом деле превращался в бездумный арбуз, потому что Горгий вовсе был и не авва, а известный злодей по кличке Полумерин, сколотивший себе богатство на контрабанде роялей. Но книга его «Опыт деятельного бездумия» внесена в реестр дуже-полезных книг, потому что там много раскрасок. Вот и авва Аргамедонт говаривал: «Меньше думаешь, чаще живешь!»

А летом так хочется упасть лицом в арбуз! Но как подумаешь, чей это может быть послушник. И молча жуешь, соблюдая приличия.

Авва Ной был настолько святой, что в его присутствии все зевать начинали. Даже интеллигенция удержаться не могла. Вот не хочешь, а зеваешь во весь рот – такая сила была в человеке! Проповедь выйдет говорить, а народ весь дружно зевает, аж рты рвутся. Триста человек, и у всех рот не закрывается, стоят стозевые, как кукушата в гнезде! И авва вместе с ними зевать принимается. Полчаса так прозевают совокупно да и домой идут, получив великую пользу. Он даже и книг не писал, как всем старцам положено. Выпустил только двухтомник душеполезных восклицаний. Называется «Звуки. Из неизданного».

«Книга тайн и запретов» учит духовному различению всяких родов пищи. Без дара различения можно ведь все спасение запустить! В некоторых блюдах сокрыты такие козни, что берегись! Например, о манной каше даже и старцы не знали, как она опасна, пока не было получено посмертных вещаний: на дне ада есть такие вместилища, где самых лютых грешников пытают манкой с комочками и киселем со спублами. Старец, который об этой ужасной тайне вещал, настолько был потрясен, что второй раз умер. Не зря ведь авва Аргамедонт говорил: «Манная каша есть блевотина дьявола!»

На втором месте по коварству стоят компот из мухофруктов, самодвижная вермишель и пироги-самоеды. Пироги сюда внесены, потому что они пробовать не даются – сами себя вперед умудряются пожрать. Есть которые их защищают, будто все дело в квантовых дрожжах, но старцам-то виднее.

Надо еще упомянуть свинину по-гадарински, но вообще старцы установили, что все вегетарианцы в преисподней особым мукам преданы. Об этом тоже были видения. Одного веганского графа видели, пред которым обиженная курица стоит с вечным укором:

– Почто жизнь мою смысла лишил? Почто смерть мою обессмыслил?

А перед другими поросенки возвышаются со слезой в глазах, ведь для всякой уважающей себя хрюхи вершина карьеры – попасть на стол к хорошему человеку. Они от этого в райских кущах радуются:

– Привет! Меня философ Кант съел!

– А мне поэт Бродский симпатизировал!

И нежатся в лучах райского солнышка!

А ту абрикосину, которой Дени Дидро подавился, предали адским мукам во измождение плоти. Ел бы курицу, еще бы с десяток книг написал, а так даже и гильотину ни разу не увидел! Абрикосы коварны! Равно и брокколи!

Однако есть такие вещи, что ведут только к духовному преуспеянию. Например, чипсы и кола, как одному духовному светилу было открыто, весьма способствуют спасению. Даже святым временами хочется какой-нибудь гадости. И в этом ничто с мороженым не сравнится!

Но на первом месте старцами поставлена сметана, потому что с ней можно даже целлофановые пакеты есть. А полумидоры – помидоры со сметаной – всеми старцами прославлены! Оттого авва Аргамедонт и учит: «Сметана примиряет нас с действительностью!»

Известный богослов Маша Чехов больше всего на свете любила паламизм и текилу. Свою первую статью написала помадой на коробке из-под пиццы, а уж потом все никак остановиться не могла. Каждый месяц защищала какую-нибудь диссертацию и докладывалась на всех конференциях. Себя не щадила, только бы меньше было в теологии мужского шовинизма. А между делом спасала китов, освобождала Тибет и раздавала полезные брошюры пингвинам. Совсем извелась от такой активности. Но кто-то же должен! Напряжения не вынесла и начала хлестать горькую. Про нее и фильм сняли автобиографический. Ну вы видели! «Пила» называется.

А матушка Абэба всю силу растратила на борьбу с новогодними елками и монументами вождей. Елки нещадно жгла, как языческое нововведение, а памятникам отпиливала носы по причине их несносности.

Митрополит Ферапонт (Вземляй) спать не мог, так любил изящную словесность. Прославился своей диссертацией «Тургенев и мумуфикация русской литературы», но всемирную славу обрел семитомным исследованием «Топорная работа. К эволюции Родиона Раскольникова». Потом случайно набрел на Гуссерля и из упертости перечитал его ровно сто раз, обобщив свой опыт в работах «Невозможность понимания. Введение в герменевтическую экзегезу» и «Напыщенный феномен. Убей в себе Мариона». На смертном одре впал в отчаяние и издал опус «Метафизика зла», где, не стесняясь в выражениях, рассказал, что он о философии думает.