архимандрит Савва (Мажуко) - О пользе вреда

Допустим, у вас диабет и сладкого нельзя. Вы усердно лечитесь, прячете торты, делаете уколы, выезжаете на воды для марсианских диет. Все вам сочувствуют, хотят бескорыстно помочь и обвиняют поджелудочную железу, экологию и наследственность. А в действительности вы глубоко и бессознательно ненавидите сладкое, вам противно даже жить с пирожными на одной планете. Но чтобы никого не обидеть, придумали себе диабет – изысканное прикрытие извращенному вкусу! Хотя чего скрывать? Все мы люди. С людьми случается всякое. А то, что мы обуреваемы самыми невероятными желаниями, никому доказывать не приходится.

Например, один австрийский художник с детства мечтал умереть с любимой женщиной в один день под обломками рухнувшей империи. Была у человека такая тайная фантазия. Согласитесь, красиво! Но дорого. Желание было такой силы и напряжения, что он десятилетиями пробирался навстречу мечте: вступил в сомнительную партию, загремел в тюрьму, возглавил правительство и развязал войну с одной непредсказуемой страной, попутно загубив миллионы жизней, но к мечте своей пришел, пусть и не самым понятным способом.

Сложность в том, что не с каждым можно поделиться. Вот президент Кеннеди всю жизнь просто грезил погибнуть на глазах у всей земли. Кому из нас такое не приходило в голову? Но мы люди слабохарактерные и легко отступаем. Тут важна сила желания. Но разве кому о такой страсти расскажешь? Подойдет, бывало, Кеннеди к Жаклин и скажет:

– Послушай-ка, дорогая… давно хотел тебе рассказать… Впрочем, потом.

Так и не открылся. Мечта требует одиночества. А вывод из всего этого один – экономия.

Допустим, хотите вы на диване лежать, отвернувшись к стенке, и оплакивать свою загубленную жизнь. Желание почтенное. Каждый второй этой страстью охвачен. Однако следует быть настороже, потому что ваш изворотливый ум, ненавистный к здоровой решительности, заставит вас стать на скользкий путь самореализации. И начнется: прилежный школьник поступает в университет, защищает диссертацию, тонет во всяких активностях для упоминания в резюме, получает престижную работу, с которой его с треском и беспардонно увольняют. У вас депрессия, пустой кошелек, расстроенная помолвка и позор всей семьи! И все это только ради исполнения прихотливой и долгосрочной мечты – лежать на диване, проклиная жизнь свою. Почему бы сразу не улечься на диван, исполнив свое астрологическое предназначение?

Вот поэтому авва Аргамедонт и повторяет: «Из двух зол выбирай лучшее».

«Всё тлен!» – думала Золушка, глядя, как Принц тоже превращается в тыкву.

«Всё тлен!» – сказал Петя Крейдерман, поглаживая свой новенький «Майбах».

«Всё тлен!» – повторял он вечером, погружаясь в бассейн с шампанским.

«Всё тлен!» – шептал доктор Зорькин, услыхав в коридоре шаги коллекторов.

«Всё тлен!» – утешала себя певица Свербицкая, пытаясь полностью отразиться в зеркале.

«Всё! Тлен!» – подытожил художник Сытин, прочитав диагноз.

«Всё тлен!» – осенило философа Зыгмонта после защиты диссертации.

«От тлена слышу!» – огрызнулась диссертация, засыпая на полке.

«Тлен тленом вышибают!» – возгласил авва Авксентий, молитвенно подсаживаясь к чудесному шоколадному торту с пломбиром.

Все сгорит в огне апокалипсиса! Не пропадать же торту!

Все у отца Рефидима было благополучно. Но нет в мире совершенства – не спал по ночам! И сон был, и здоровье, а заснуть боялся. Кофе бидонами пьет, в бодрых чаях полощется, только бы не заснуть. И кому признаться – не поверят! Во сне к нему препротивная ведьма являлась и терзала с холодной изобретательностью. То крокодилов напустит, то склизких гадюк и саблезубых пиявок. Земля проваливается, магма хлещет фонтанами, зверовидные птицы клюют и загоняют в плотоядную кукурузу – и за всем этим злодейский хохот и безумный блеск мстительных глаз.

Рефидим проснется в ужасе, плачет, маму зовет, медвежонка крепче прижимает. Так все явственно и жутко! На молитву станет, воды святой хлебнет и подушку покропит, а ведьма из святой банки выглядывает и брызжет ядовитой слюной:

– Ты думал – проснулся? А вот попробуй!

И острыми кинжалами сверкают пыточные утюги.

Братия все думала, что Рефидим аскет и постник и сохнет от молитвы и покаяния. А кому о таких ужасах расскажешь? Скрывал, дело понятное.

Как-то снова задремал, а ведьма ему петлю на шею с желчным хихиканьем вяжет и тащит в омут. Вода вокруг мутная, свет пропал, захлебывается. Ну, думает, все равно помирать, так хоть старой кошелке глаз выбью. Размахнулся, сколько стихия позволила, и врезал по мерзкой харе.

Ведьма растерялась – ухо вспухло, глаз на щеке висит, раздулся и обратно не втягивается. А Рефидим словно ожил:

– А ведь это здорово – морды бить! Чего это я раньше не пробовал?

Во вкус вошел, остановиться не может – все равно ведь подохну, чего бояться! Давай гнусную колотить чем попало. И утюгами ее жег, и в мясорубке два раза пропустил. К стулу привязывал крепко и дом за собой поджигал, уходя в ночь под джазовые аккорды.

Только ведь это ведьма. Ее сколько ни губи, она опять восстанавливается. Из мясорубки как-то собралась, после утюгов залаталась, даже питон и тот ее выплюнул, хоть и не всю. А Рефидим лупит ее почем зря, аж руки синие.

Ведьма сначала хихикала, а потом молча страдала с хриплой одышкой и как-то даже притомилась. Да и Рефидим устал порядком. Решил проснуться, чтоб отдохнуть и сил набраться. Напоследок ухо злобной оторвал и попрощался галантно.

Проснулся отдохнувшим и полным сил. Даже зарядку сделал. А потом целый день обдумывал, что бы еще с ней такого сотворить.

Братия старца не узнает: поправляться начал, спокойный ходит, улыбается, некоторые заметили, что он в душе петь стал, чего за ним не водилось. А временами мечтательная улыбка на лице растекается. Думали, умилился человек от святых книг. А это он новую пытку для колдуньи выдумывает.

Убить ее окончательно не получилось. Все-таки чародейка! Но напугал он ее изрядно, да так, что и вовсе сниться перестала. Махнула на него рукой, поминай как звали! Он ей на прощанье ухо вернул – как-никак дама! Теперь его больше зомби во сне пугают и звезды экрана. И не сходит умиление с лица старца!

Обычно желание повеситься приходило инженеру Гольтисону во время прогноза погоды. И в этом была его главная странность. Все нормальные люди о веревке думают, просматривая выпуск новостей, но именно волнения воздушных масс почему-то пробуждали в инженере смелые желания. Вот и сегодня, узнав, что сорокаградусная жара будет только усиливаться, Гольтисон томно зевнул и обронил рассеянно: