Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Минута была роковая. Для самих же изменников-генералов. Они потом получат от большевиков и от Бога каждый — своё. Но это было роковой минутой и для всей России!

В этот именно день, 2 марта 1917 г. Государь записал в своём дневнике: кругом измена, и трусость, и обман».

Но, осознавая это, Царь был убеждён, что это измена — лично ему, а не Монархии, не России! В том же самом были искренне убеждены генералы: они полагали, что, изменяя Царю не изменяют Монархии и Отечеству, но даже служат им, действуют на подлинное их благо!... Но предательство и измена Божию Помазаннику — это измена всему, что им возглавляется. Масонское сознание генералов, упоённых своей кажущейся «реальной властью» над армией, не могло подняться даже до такой простой духовной истины! А между тем, изменникам уже изменили, предателей предали, обманщиков обманули! Уже на следующий день, 3 марта, генерал Алексеев, получив более подробные сведения о том, что происходит в Петрограде, воскликнул: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении Государя от Престола!»... Подобно сему и генерал Рузский быстро «потерял веру в новое правительство» и, как пишут о нём, «глубоко страдал нравственно» о своём разговоре с Царём, о днях 1 и 2 марта «до конца своей жизни» (а конец наступил в октябре 1918 г. когда большевики прикончили Рузского на Северном Кавказе). Но не приходится нам умилиться этими запоздалыми «страданиями» и «прозрениями» генералов (и некоторых Великих Князей — тоже). Им не нужно было ни владеть информацией, ни быть особо прозорливыми или мудрыми, им нужно было быть просто верными присяге — и больше ничего! Прав один из исследователей генеральской измены В. Кобылин, что никакие поздние «сожаления» и даже подвиги на полях Гражданской войны не могут смыть пятна вечного позора с предателей-военачальников. «Мир не слыхал ничего подобного этому правонарушению, — пишет он. — Ничего иного после этого, кроме большевизма, не могло и не должно было быть... Русский Царь предан... Предана вся Россия... Предана Армия, и она после этого тоже предаст. Следствием актов Алексеева и главнокомандующих будет «Приказ № 1» (Совета), безпрекословно выполненный тем же Алексеевым...» Вся эта «цепная реакция» измен и обманов обусловлена, по верному слову Н. Павлова, «связью Царей с Православием и народом и актом помазанничества Богом. Перед... прошлым и будущим (России) Государь стоял один, — говорит Павлов — Ни на одного Монарха ещё никогда не ложилось бремя подобного решения, т.к. нет более великой и важной страны, как Россия...» Архимандрит Константин (Зайцев) добавляет: (Россия) «вообще перестала существовать как некая соборная личность» — Чрезвычайной важности наблюдение! Хотя, вопреки мысли о. Константина, это произошло не сразу, не в момент отречения.

В том-то всё и дело, что мистичности (таинственности) Царской власти, как «Главы» России, соответствовала мистичность (таинственность) её народного «Тела». Если у обычного человека отрубить голову, тело, как и голова, обречены на быстрое умирание. Но не так у мистического «Тела» народа, Великороссии как Соборной Личности! Это «Тело» эта Личность в подобных случаях способна порождать новую Главу в виде нового Царя, как это уже было не раз в истории, к примеру — в 1613 г.! Это хорошо знал Государь Николай II. Поэтому, отрекаясь от своей лично власти, он твёрдо верил и знал, что эта власть будет унаследована другим Монархом, и никак иначе, и он был совершенно прав! Тысячу раз прав! И не правы те, кто упрекал (и упрекает до сих пор) Николая II в том, что он «не подумал» о народе, Отечестве, России, что своим отречением он их «обрекал» на страшное. Ничего подобного! После неизбежного периода новой Смуты Великорусский народ, то есть более 80% населения, сплошь глубоко монархического по всей своей природе и психологии, не могли не породить нового Православного Самодержца и ничего другого кроме восстановленного Православного Царства!

Чтобы не допустить этого, чтобы этого не случилось, — нужно было физически уничтожить Русский Народ, для начала, по крайней мере, — его основное ядро, некое здоровое большинство, прежде всего — православное крестьянство (ибо оно всегда — корень нации). Никакая русская смута (революция, бунт «демократической общественности»), никакие русские масоны — Гучковы, Милюковы, Керенские — никогда сделать этого не смогли бы! Просто не додумались бы до такого!

Но именно это, то есть физическое убийство десятков миллионов русских людей, главным образом верующих крестьян, то есть убийство Русского Народа, и будет совершено! Однако — не русскими. Потом мы увидим, кем и как.

А вот об этом ни Государь, ни те, кто обманывал его, ни даже те, кто обманывал обманщиков не знали и знать не могли. Не могли и представить себе в самых жутких предположениях или снах...

А пока, в 1917 г., убийство подкрадывалось только к Русскому Царю и его Семье. Но тоже — поэтапно, как бы само собою, так что поначалу и этого никто не ждал и не планировал! Никто, — кроме диавола и вдохновляемых им тайных вождей міровой, т.е. всемірной, антицеркви, или «церкви лукавнующих» (а отнюдь не российских только заговорщиков).

Перед Царём же, его сознанием и совестью тогда, 1-2 марта 1917 г., вопрос был поставлен так: революция в Петрограде совершается под монархическими знамёнами; общество, народ (Россия!) стоят за сохранение царской власти, за намеченное доведение войны до победы, но этому препятствует только одно — всеобщее недовольство лично Николаем II, всеобщее недоверие к его лично руководству, так что если он для блага и победы России уйдёт, то спасёт и Родину, и Династию!

Убеждённый, как и убеждавшие его генералы, что всё именно так и есть. Государь, никогда не страдавший властолюбием (он мог быть властен, но — не властолюбив!) после 3-х часов пополудни 2-го марта 1917 г. дал сразу две телеграммы — в Петроград Родзянко и в Могилёв Алексееву. В первой говорилось: «Нет той жертвы, которую Я не принёс бы во имя действительного блага родимой матушки России. Посему Я готов отречься от Престола в пользу Моего Сына с тем, чтобы Он оставался при Мне до совершеннолетия, при регентстве брата Моего Михаила Александровича». Телеграмма в Ставку гласила: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России Я готов отречься от Престола в пользу Моего Сына. Прошу всех служить Ему верно и нелицемерно». Государь как бы между строк говорил: «Не так, как Мне служили...» Рузский, Данилов и Савич ушли с текстами телеграмм.