Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Всё сие вместе взятое было грандиозным обманом (превратившимся для многих в искренний самообман)! Ибо сим утверждалось, не более и не менее, что Советский Союз, сталинский режим, коммунистическая идеология и практика — всё это суть преемственное продолжение Великой России, даже исконной Руси, её естественной истории и жизни, коренных устоев и традиций народа, народного духа (!), который в общем-то от религии сам (!) отошёл, но не возражает против Православной Веры тех соотечественников, которые желают её исповедать (они — пожилые, «уходящие», но свои, почему бы их не уважить, пусть себе молятся!). Вот и Русская Православная Церковь (?) свидетельствует, что советская власть, Сталин, коммунистическое «строительство» — это законное продолжение исторического бытия и исторической миссии русского народа, что советская «держава» — это тоже самое, что Русская держава времён Александра Невского, Димитрия Донского, (только на новом «витке» спирали диалектического развития истории).

И никого, даже просоветски настроенных русских эмигрантов, вроде Бердяева, не смущало, что голосом «державы», который ловили с нетерпением во всём міре. голосом торжественным, «державным», читавшим по радио важнейшие сообщения Совинформбюро, голосом, ставшим символом якобы «возрождённой» Родины в дни войны, был почему-то голос еврейский, — диктора Левитана. А в остальном получалось как в сказке — грянувшись оземь, Кащей обернулся добрым молодцем, Баба Яга — красной девицей!...

Создалась поистине адская смесь правды и лжи, света и тьмы, веры и неверия! Будто бы интегрирующим и будто бы объединяющим началом в этой смеси явилось извращённое ложное восприятие понятий «Отечества», «народа». Патриотизм советский (с символом мавзолея и пентаграммы) соединялся с патриотизмом русским (с символом храма и креста).

Естественно, что на самом деле такая «смесь» невозможна. Свет и тьма, правда и ложь объединяться не могут. Поэтому столь же естественно, что грандиозный обман не мог подействовать на оставшихся ещё в живых подлинно православных, а, значит, подлинно русских людей. Они живо всё поняли и для них как довоенный, так и «изменившийся» во время войны советский режим остался антихристовым и враждебным. Но на определённую часть людей нетвёрдых в вере обман подействовал! Они поверили ему, потому что хотели верить, потому что в этом обмане находила себе какой-то выход их тоска по Родине подлинной, по державе настоящей, которых на самом деле не было... Это же нужно отнести и к некоторой части русской эмиграции. Такой самообманный «патриотизм» соединился с патриотизмом советским. В несчастном сознании обманувшихся понятия России и СССР соединились. Многим это позволило быть искренними в служении делу победы Советского Союза и драться с немцами, как бы в самом деле «за Родину», вместе с теми фанатиками режима, что пошли драться «за Сталина» и за «советскую родину».

Это было объявлено (и по сей день объявляется «небывалым патриотическим подъёмом» народа в дни «великой Отечественной войны». Что здесь правда, а что — нет? Был и подъём, был и героизм и личный и массовый, но были и массовые добровольные сдачи в плен... Так что подъём «патриотизма» был далеко не всеобщим. Пресловутые «заградительные отряды» в тыл советским наступавшим частям, которые должны были открывать огонь из пулемётов по своим, в случае, если они вздумают отступать, были далеко не лишней предосторожностью Сталина! Как совсем не лишними были и не менее знаменитые отряды «СМЕРШ» («смерть шпионам»), чинившие мгновенный суд и расправу в советских войсках над каждым, кто проявлял хотя бы обычную человеческую слабость (страх), или того хуже — высказывал «антисоветские» мысли. Сотни тысяч добровольно сдавшихся в плен немцам, а также антисоветское партизанское движение, о котором не говорят до сих пор, — лучшее доказательство трагического раздвоения патриотизма в массах. Создавалось положение, когда одинаково плохо как содействовать победе СССР (т.к. она укрепляла народоубийственный сталинский режим), так и содействовать победе Германии (ибо фашизм тоже был направлен против русского народа). Это означало, что у православных русских на земле, в сущности, нет больше Отечества... Можно отметить, что в среде «выращенных» новых людей, т.е. «советских» подъём патриотизма действительно был очень сильным!

Особый импульс ему придали сами же оккупанты... Уже указанные нами жестокости и притеснения народа на занятых немцами территориях быстро показали людям, что нацистское руководство Германии хочет не освобождения народов России от большевицкого сталинского режима, а чего-то другого, не менее страшного, чем этот режим. Русский народ, который мог бы стать помощником Германии, с горечью и болью разочарования отшатнулся от неё... Среди людей «средних» или «половинчатых», которые не были ни «советскими», ни подлинно православными, начал работать групповой инстинкт, когда неважно кто прав, кто виноват, а достаточно клича: «Наших бьют!» Можно ли отнести такой инстинкт, или чувство к патриотизму? Если под словом «патриотизм» понимать неосознанное народное самочувствие, то. видимо, можно. Как и во всяком народе такой инстинкт был всегда и в Народе Русском. Но в нём он никогда не был главным и определяющим! Мы помним основания подлинно-русского патриотизма: Вера, Царь, Отечество (Православие, Самодержавие, Народность). Но если нет веры (Православия), нет Царя, а, следовательно, в сущности, нет и Отечества, то от «народности» может остаться и оставалось (!) только одно — то, что может быть названо инстинктом, или чувством народного себялюбия. Оно было самым низменным качеством русских. И — последним народным качеством, которое можно было использовать в интересах советского режима; и оно было использовано! Здесь Сталин явно переиграл Гитлера! Последний тоже мог использовать именно это качество народного себялюбия в своих целях, но не захотел по известным нам уже причинам, что и предопределило его катастрофическое поражение.

В итоге, с точки зрения патриотических настроений, среди этнических русских отчётливо выделяются три основных категории.

1. «Советские» (из «выращенных новых людей») — все они «патриоты»;

2. Ещё сохранившиеся подлинно православные русские люди — вполне нейтральные, не испытавшие никакого патриотического «подъёма»;