Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Царевич прибыл в Вену, описал своё положение. Граф Шёнборн так передаёт его объяснения: «Никогда у меня не было охоты к солдатству; но за несколько лет перед этим отец поручил мне управление и всё шло хорошо, отец был доволен. Но когда пошли у меня дети, жена умерла, а у Царицы (Екатерины) сын родился, то захотели меня замучить до смерти или запоить». «Отец окружен злыми людьми, — говорил Царевич, — и сам очень жесток, не ценит человеческой крови, думает, что как Бог имеет право жизни и смерти,... часто сам налагал руку на несчастных обвинённых». Карл VI велел узнать, не устраивал ли Царевич какого-либо заговора против отца? На это Алексей Петрович отвечал, что «не замышлял против отца никакого возмущения, хотя сделать это было легко, потому что русские любят его, Царевича, и ненавидят Царя за худородную Царицу, и злых любимцев, за то, что он отменил древние добрые обычаи и ввёл дурные, за то, что он не щадит их денег и крови, за то, что он тиран и, враг своего народа».

Кесарь Карл решил предоставить убежище Алексею Петровичу с тем, чтобы по возможности помирить его с Петром I. Последний тем временем узнал о месте пребывания сына и отправил капитана Александра Румянцева с тремя офицерами с целью захватить сына. В Вену к кесарю был также направлен тайный советник Пётр Андреевич Толстой для переговоров с правительством. Алексея под чужим именем перевезли в крепость Тироля. Но Румянцев выследил его. Было решено также тайно отправить беглеца в Италию, в Неаполь. Однако Румянцев тайно следовал за ним неотступно и новое место пребывания сына стало известно Петру. Он действовал в двух направлениях, — оказания дипломатического давления на Вену и непосредственных переговоров Румянцева и Толстого с Царевичем, дабы уговорить его добровольно вернуться. Император Карл оказался в трудном положении. В это время он сам воевал и военное столкновение с Россией (а его старались этим пугать) было, конечно, не выгодно. Но Карл был не только прагматиком, а и человеком чести. Он заручился поддержкой английского короля Георга и был готов сдержать обещание не выдать Алексея Петровича. Действуя по частым наставлениям Петра I, Толстой и Румянцев старались внушить Царевичу, к которому они получили доступ, что отец возьмёт его военной силой (об этом и Пётр писал Алексею), что лучше ему возвратиться в Россию добровольно, так как в этом случае он получит полное прощение. Агенты Петра смогли подкупить секретаря Итальянского вице-короля, который убедительно намекал Алексею Петровичу, что кесарь его защищать не будет... Царевич был сломлен угрозами и обещанием милости и прощения. Он испросил разрешения посетить г. Бари поклониться мощам Святителя Николая. Было разрешено. Кроме того, он попросил разрешения жениться на Афросинье. И это ему отец разрешил. 31 января 1718 г. Алексей Петрович прибыл в Москву (Афросиньи с ним не было, она ехала вслед, второй очередью). К этому времени в Москву приехал Пётр I и собран был Архиерейский Собор и члены Сената. 3 февраля 1718 г. в Кремлёвском дворце Пётр I обратился к сыну с выговором за всё, что тот натворил. Царевич пал в ноги отцу, просил прощения и отрекся вновь от права на престолонаследие. Пошли в Успенский собор. Там Алексей Петрович и устно и письменно отрёкся от наследия Престола, признав законным наследником брата — младенца Петра Петровича. В личной беседе с отцом он также назвал тех, кто знал о его побеге и помогал ему, но не всех. В тот же день Царь обнародовал манифест, в котором лишал сына Алексея «для пользы государственности» всех прав наследия, повелевал признавать только сына Петра Петровича и, в частности, указывал, что именно, он, Пётр I, вменяет себе в заслуги перед Отечеством, и что не смог бы сохранить Алексей. Заслуги таковы: возвращение ранее отторгнутых русских провинций, завоевание новых городов и земель, обучение народа «к пользе государственной и славе» многим воинским и гражданским наукам, Прежние Государи Великороссии вменяли себе в заслугу в первую очередь возвышение (защиту) веры и Церкви. У Петра I нет об этом ни единого слова! В манифесте также говорилось, что Царь, «соболезнуя о (сыне) отеческим сердцем, прощает его и от всякого наказания освобождает», Но тут же Пётр письменно предупредил Алексея, что если обнаружится, что он, Алексей, что-либо или кого-либо утаил, то «лишён будет живота». Это было зловещим предупреждением. Оно говорило о том, что Царь на самом деле не «соболезновал отеческим сердцем» сыну так, чтобы подлинно всё ему простить и освободить от всякого наказания.

Обычно историки российского официоза пытались представить «дело» Царевича Алексея, как постепенное выяснение его государственной измены, создания им страшного заговора против отца-Царя. Но это совсем не так! Достаточно обратить внимание на это предупреждение о смертной казни Алексею Петровичу, сделанное ещё до всякого выяснения... А оно вкупе со всем вышеописанным ясно показывает, чего именно изначально хотел Пётр I получить от следствия по делу своего сына. Следствие («розыск») было начато. Из показаний Царевича и иных лиц, привлечённых к делу, выяснилось, что Алексей Петрович говорил разным людям, в основном устно, но иногда и в письмах, что он не согласен с переменой русских обычаев отцом, что, когда он после него воцарится, то вернёт прежние добрые обычаи, что он надеется на поддержку «черни» (народа), духовенства и многих в правящем сословии, что сочувствует матери и не признаёт Екатерину Царицей. «Розыск» выяснил также, что разных чинов и сословий люди говорили Царевичу о поддержке его взглядов и настроений. Хотя подобные разговоры, направленные против действий Царя, были уже крамольными и за них по тем временам платились свободой и жизнью, но всё же это были именно лишь разговоры (иной раз в «подпитии»). Даже действия тех, кто помогал Алексею Петровичу бежать в Вену, не тянули на заговор, а выглядели желанием спасти Царевича из естественной к нему преданности и любви. Особый «розыск» произведён был в отношении первой жены Петра Евдокии (в насильственном иночестве Елены) пребывавшей в Покровском монастыре в г. Суздале. Хотели проведать на всякий случай не от неё ли исходило «вредное» влияние на Алексея Петровича? Выяснили, что влияния не было. Но случайно обнаружилось иное: Евдокия — Елена в монастыре ходила в мірских одеждах, жила не по-монашески. У неё была любовная связь. Бывшую Царицу потом сослали в ещё более отдалённый монастырь, а несчастного любовника казнили «жестокой смертью». Выяснили также, что духовенство и в том числе Ростовский митрополит Досифей поминали её за службами «Царицей». Кроме того, Досифей пророчествовал Евдокии возвращение к царственному достоинству, желал смерти Петру I и воцарения его сыну Алексею Петровичу. Над Досифеем был устроен церковный суд, на котором он заявил: «Посмотрите, что у всех на сердцах? Извольте пустить уши в народ, что в народе говорят...» Ростовский Владыка был лишён сана и затем казнён «жестокой смертью» через колесование. Но Пётр I хорошо знал, что совсем не один Досифей в иерархии Русской Церкви был против него. Так, ещё сразу по объявлении женитьбы Царя на Екатерине Алексеевне (после сего, между прочим, страшно сгорела Москва), 17 марта 1712 г. такой послушный Петру человек, как Митрополит Стефан Яворский «крикнул» свою знаменитую проповедь, где громко обличил «законопреступность» прелюбодеяния, оставление своей жены, нарушение постов, что слышавшие (а потом и сам Царь) верно поняли, как намёк на Петра. Проповедь говорилась в день памяти Св. Алексия человека Божия и митрополит Стефан назвал Царевича Алексея Петровича «истинным рабом Христовым», «нашей единой надеждой».