Гуайта Джованни - Жизнь человека: встреча неба и земли

В деревне не было ни телевизора, ни радио; все было сосредоточено вокруг семейного очага. Вне семьи существовали три вещи: церковь, школа и армянский клуб с библиотекой. Моя любовь к книгам родилась в этой библиотеке, где в возрасте 14 лет я составил для нее первый каталог.

Вы сохранили детскую любовь к книгам и впоследствии написали книгу о книгах...

Да, она называется Философия книги, и в ней говорится об отношении человека, в особенности армянина, к книге; это собрание моих речей, произнесенных во время ливанского кризиса; каждый год в октябре месяце мы организовывали «выставку армянской книги», в которой принимали участие тысячи людей. На торжественных открытиях выставок в Антелиасе я произносил краткое слово о значении книги, о тех или иных ее аспектах, а также о важности чтения.

Мы еще вернемся к вопросу о месте книги в армянской культуре. Сейчас я хотел бы продолжить разговор о Вашем детстве. Были ли Вы в семье единственным ребенком?

У меня есть брат и сестра; они младше меня.

Имело ли для Вас какое-то значение, что Вы были старшим ребенком в семье?

В некотором смысле имело. Когда отец отлучался по работе, я чувствовал себя ответственным за семью. Сегодня, размышляя о своей жизни, я думаю, что чувство ответственности во мне укрепилось благодаря этому опыту. Иногда отец работал далеко от дома и отправлял свою зарплату почтой. Я помню, как однажды, когда я расписался на почтовом извещении, чтобы получить деньги, начальник почты сказал: «Вы теперь ответственны за всю семью, потому что подписываетесь за нее». Мне было тогда 13 лет...

Какими были Ваши отношения с родителями?

Я их очень любил, как и они любили меня и других двоих детей. Атмосфера в семье была здоровая. Мы не переживали каких-то тяжелых кризисов. Материально жилось трудно: изобилия никогда не было. Однако отец много работал, и мама делала все, что могла, чтобы мы ни в чем не нуждались — она так любила нас, что ее любовь восполняла любой материальный недостаток.

Кроме того, у нас были дедушки и бабушки, дяди и тети, кузины... Словом, это была патриархальная семья, которая часто собиралась вместе, да и жили мы недалеко друг от друга. Маленькая семья (отец, мать и дети) составляла часть большой семьи, и в этой простой и здоровой атмосфере мы росли.

Кто в большей степени повлиял на Вас в детстве, отец или мать?

Я думаю, что оба оказали влияние, но по-разному. Отец внушил мне чувство достоинства, справедливости, верности нравственным принципам и преданности отечеству. Он посвятил себя движению за независимость Армении и еще юношей участвовал в борьбе за ее освобождение от Турции. Он был для нас примером для подражания. Мама посвятила себя семье. Ее привязанность к нам, забота о доме были образцовыми. Как и ее мать, она была очень набожной и каждый день отправляла нас в церковь на утреннюю и вечернюю службы. Она научила меня доброте и великодушию, качествам, которые помогают никогда не думать плохо о других. Конечно, как и все дети, мы не всегда были послушными и не всегда вели себя благоразумно. Мама часто ходила в церковь, отец бывал там реже. Но каждое воскресное утро без исключения все вместе пели дома литургические песнопения: мы, дети, еще находились в кроватях...

Вашей маме сегодня 94 года; в течение последних двух лет большую часть времени она проводит с Вами здесь, в Эчмиадзине. Часто ли сопровождала она Вас все то время, когда Вы служили в различных странах мира?

К сожалению, нет. Даже когда мои родители жили в Ливане, а я был священником в Католикосате Антелиаса, в Бейруте, я в силу большой занятости видел их очень редко. Мама переживала мое отсутствие, хотя знала, как сильно я ее люблю. Затем вся семья (родители, брат и сестра) эмигрировала в Канаду, и мне стало еще трудней навещать их. Поэтому в течение многих лет мама переживала разлуку со мной. В настоящее время они постоянно живут в Канаде. Пятнадцать лет назад скончался мой отец. Сейчас мама ежегодно проводит по полгода у меня; после стольких лет я встретил того же человека, который растил меня в детстве... Она продолжает относиться ко мне так же, как раньше, и даже застилает мою кровать...

Что значит для матери иметь сына патриарха?

Я думаю, она не придает этому слишком большого значения... Она не превозносится и остается простой и скромной. Конечно, она признает мое положение, в некотором смысле гордится им и говорит, что через меня Бог благословил ее... Но я всегда остаюсь ее сыном. Когда я слишком много работаю, она беспокоится, когда отдыхаю — радуется, и грустит, если меня нет рядом.

Каким Вы были ребенком, открытым и общительным или застенчивым и скрытным?

Я не был застенчивым, хотя и был малообщителен. У меня было много друзей в школе, в клубе, но я всегда сохранял некоторую сдержанность в общении и не был дерзким. Однажды декан семинарии, в которой я учился, сказал моему отцу: «У Вас очень умный, старательный, но очень робкий сын. Боюсь, что ему не доверят ответственных поручений, так как он слишком застенчив»...

Как оказалось, он не был провидцем! Итак, Ваше детство было мирным, оно прошло в деревне, в здоровой и простой атмосфере. Как Вы стали юношей, каким был этот часто трудный период, когда подросток становится мужчиной?

Юношеские годы были для меня временем напряженной учебы, чтения книг и занятий в школе. Кроме того, в дни каникул я учился портняжному ремеслу у портного, который пел в нашем церковном хоре, и еще я работал в поле вместе с дедушкой. Все мое время было заполнено учебой, работой и посещением церкви. Возможно, поэтому я не почувствовал ту пустоту, которая часто становится причиной юношеской замкнутости. Жизнь в деревне была деятельной, и не существовало ничего, что могло бы нас оторвать от здорового образа жизни.

Вы родились в Сирии, в армянской семье. Бывает, что этническое меньшинство для сохранения самоидентичности замыкается в себе, чтобы защититься от окружающего мира. В семьях эмигрантов, например, часто замечают некоторую закрытость, которая может влиять на психологию детей. Возникали ли проблемы, связанные с Вашей принадлежностью к этническому меньшинству?

Поскольку в Кессабе жили только армяне, причин для закрытости в семье не было. Влияние арабской культуры не было определяющим; это было время французского мандата. В школе, хотя и изучали арабский язык, основное внимание уделялось французскому. Впрочем, я сожалею об этом обстоятельстве своего детства, так как хотел бы лучше знать арабский язык... В любом случае мы с большим уважением относимся к культуре арабов и очень благодарны им, так как во время геноцида они приняли нас с открытым сердцем. Нам хорошо знакомо их гостеприимство — благодаря братским чувствам арабов, мы смогли жить в странах Ближнего Востока. Так, когда встал вопрос о независимости Сирии, армянская община, считая, что французы в этой стране, в конце концов, иностранцы, решила поддержать движение освобождения. Я помню ту ночь, когда мой отец, служивший в мандатной армии, покинул французскую казарму, чтобы защищать независимость Сирии.