Будда Шакьямуни - Собрание палийских джатак

9. О, да не будет опечален крушением своих надежд тот царь, который, праведность презрев и славу добрую, однако же, как друг старается для нас!4«

Подумав так, Великосущный, поспешно сойдя с прекрасного слона, сказал тем брахманам: «Благоволите взять!» – и стал пред ними с поднятым золотым кувшином5.

10. Тогда, хотя он знал науку житейской мудрости, которая считает, что должно следовать дорогой праведности лишь постольку, поскольку это к выгоде нам служит, он, праведности преданный, отдал царя слонов, не дрогнув даже от нарушенья правил мудрости житейской.

11. Отдав того царя-слона, украшенного дивной сеткой золотою, подобного громаде туч осенних, обвитых молнией, царевич радостью великою проникся; а горожане, руководствуясь лишь мудростью житейской, возмутились.

И вот, когда распространился слух о том, что царевич отдал царственного слона, в шибийцах поднялись гнев и злоба; почтенные брахманы, министры, войны и городские старейшины с криками и шумом приблизились к царю Санджае и, возбуждённые недовольством и гневом, пренебрегая даже соблюдением надлежащего почтения, сказали: «Зачем ты допускаешь, царь, чтобы так губили богатства государства? Государь не должен забывать, что это создаёт опасность для его царства». – «В чём дело?» – взволнованно обратился к ним царь. И в ответ они сказали так:

«Да разве государь не знает, что случилось?

12. Тот слон, вокруг которого поёт рой опьяневших пчёл, вся голова которого благоухает мадой, и ветер, ароматом насладившись, без напряженья, без труда сметает спесь, тщеславие других слонов,

13. Который своей мощью превосходит силу войск врагов твоих и словно усыпляет гордость их, тот слон твой, воплощение победы, – Вишвантарою отдан и уводится теперь в чужое царство.

14. Коровы, золото, одежды, пища – вот чем прилично одарять брахманов, царь. Отдать царя слонов, в котором верный есть залог и счастья, и победы, –ведь эта щедрость слишком уж необычайна!

15. Раз удаляется царевич так с пути державной мудрости, то как его найдёт богиня счастья? Здесь снисхожденье неуместно, государь: ведь это лишь обрадует врагов!»

Выслушав эти слова, царь, из любви к сыну не особенно расположенный к своим советникам, всё же принял во внимание всё это дело и поспешно сказал: «Да, вы правы», – и, стараясь их успокоить, он с такою речью обратился к шибийцам: «Я знаю эту излишне страстную наклонность Вишвантары к щедрости, которая заставляет его забывать путь государственной мудрости; подобный образ действия не приличествует лицу, предназначенному занять первое место в царстве. Однако, как и извергнутую пищу, кто теперь может взять обратно отданного им слона? Впредь же я устрою так, чтобы Вишвантара знал меру в щедрости. Поэтому довольно гневаться».

Шибийцы же сказали:

«О нет, государь, одним лишь порицанием за это дело ты не исправишь Вишвантару».

Санджая сказал: «Так что же еще я могу сделать?

16. К порочным действиям питает отвращенье он, а к добродетелям привязанность его вам представляется пороком. Что ж может быть возмездием достойным сыну моему за то, что отдал он слона, – тюрьма ли, казнь ли смертная?

Поэтому довольно гневаться; впредь я буду удерживать Вишвантару».

Тогда шибийцы, придя в бешенство, сказали царю:

17. «Кто стал бы одобрять казнь смертную, иль наказанье заточеньем, иль порку сына твоего, о повелитель? Однако ж он, весь погружённый в исполнение святого долга, не подходит – по мягкости и состраданью своему – нести столь тяжкий груз – правленье царством.

18. Ведь троном царским те владеют, кто доблестью своей прославились, искусные в служении трём целям6, – а царевич добродетели столь предан, что забывает о житейской мудрости; он более подходит для жительства в лесу.

19. Известно нам, ведь недостатки дурного управления царей их подданным свои плоды приносят; для подданных они терпимы, как это наблюдалося не раз, – но для царей губительны и подрывают корни власти.

20. Зачем тут много говорить? Вот твёрдое решение шибийцев – ведь вынести они бы не смогли погибели твоей: уйти царевич должен на гору Ванка, в область сиддхов7, чтоб в подвигах высоких преуспеть».

Народ так грубо обратился к царю вследствие привязанности, любви и доверия к нему, опасаясь гибельных последствий дурного управления и радея о его же благе, и царь, смущённый гневом подданных, опустил глаза долу и с сердцем, полным мыслей о разлуке с сыном, тяжело вздохнув, сказал шибийцам: «Если вы настаиваете на этом, то благоволите дать ему времени хоть одни сутки: завтра на рассвете Вишвантара исполнит вам угодное». – «Да будет так!» – ответили с удовлетворением шибийцы. И царь обратился к слуге: «Пойди, поведай обо всём Вишвантаре». Тот ответил почтительным поклоном и, обливая лицо скорбными слезами, явился к Вишвантаре, который находился в своём дворце. Громко рыдая в порыве печали и страдания, он упал к его ногам. «Здорова ли царская семья?» – в волнении обратился к нему с вопросом Вишвантара, и слуга, в отчаянии, с трудом произнося слова и даже слоги, сказал: «В царском семействе всё благополучно». – «Так почему же ты в таком волненье?» – снова спросил Вишвантара слугу. Тот, заикаясь, так как подступивший ком слёз сдавил ему горло, и лепеча слова медленно из-за прерывающегося дыхания, промолвил так:

21. «Не слушаясь царёва приказания, которое им выражено было в ласковых словах, шибийцы недостойные в жестоком гневе тебя из царства изгоняют, царь».

Вишвантара сказал: «Меня шибийцы изгоняют, прогневавшись? Что это значит?

22. Не испытал я наслажденья, отклонившись от пути смиренья, беспечность к долгу ненавижу я: за что ж прогневались шибийцы? Не помню, чтобы я свершил дурной поступок!»

Слуга сказал: «За твоё необычайное благородство.

23. Меж тем как удовлетворение твоё всегда блистало бескорыстием, в сердцах просителей оно корыстью загрязнилось, и вот, когда тобой, высокий повелитель, был отдан царь слонов, то гнев спокойствие и мудрость у шибийцев отнял.

24. Итак, шибийцы наглые, забывшись, велят тебе идти путём, которым все изгнанники уходят».

И вот бодхисаттва обратился к слуге со словами, в которых раскрывалась его глубокая любовь к просящим, возвышенная состраданием, а также его неистощимая стойкость:

«О, как непостоянны шибийцы по своей природе, и как же мало известен им мой характер!

25. Как можно говорить о внешних нам вещах? Готов отдать я голову свою и очи. Для блага мира лишь ношу и это тело, что ж говорить тут об одежде и животных?

26. Того, кто жаждет даже своим телом почтить слова просящих, решили запутать они, чтоб не давал даров. Как ярко в этом видно ребяческое легкомыслие шибийцев!

27. О, пусть меня шибийцы все отсюда изгоняют или убивают, я всё же буду продолжать творить даянья и с этой мыслью в лес отшельников иду».