Будда Шакьямуни - Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Убедясь, что мать его мертва, Бодхисатта разложил костер и предал тело матери огню, а потом, когда все было кончено, погасил пламя и принес в жертву дикие лесные цветы. Сидя на пороге своей хижины вместе с молодым брахманом, Бодхисатта сказал ему: «Знай, сынок, что нет никакого особого «заклинания от тоски». Речь шла о любовной тоске и о женщинах, ее вызывающих. Когда твоя мать послала тебя ко мне, наказав: «Ступай выучись «заклинанию от тоски», она хотела только, чтобы ты понял, сколь порочны женщины. Теперь, когда ты воочию узрел пучину скверны, в которую ты мог попасть из-за моей матери, тебе должен быть вполне ясен смысл изречения: «Воистину, женщины – само сладострастие и порочность». И, наставив так юношу, Бодхисатта отослал его.

Почтительно простясь с учителем, юноша направился в Бенарес, к отцу с матерью. И, когда он явился в дом, мать спросила: «Ну как, выучился ли ты «заклинанию от тоски»?» «Выучился, матушка», — ответил ей юноша. «Ну так что же, — продолжала мать, — хочешь ли ты стать подвижником, творящим жертвы богу огня, или предпочтешь обзавестись семьей и зажить мирской жизнью?» «Матушка, — сказал юноша, — я своими глазами видел скверну, происходящую от женщин, и мирская жизнь не для меня, Я хочу стать отшельником». И, убеждая всех в непоколебимости своего решения, он спел такой стих:

О, эти женщины! Желаньями подобны

всепожирающему пламени они.

От мира отрешась, свой подвиг совершая,

себя от скверны любострастья сохрани.

Обличив так весь род женский, юноша простился с отцом и матерью и ушел в лес. Став, как и хотел, подвижником, юноша, размышляя в уединении, познал самого себя и подготовился к последнему возрождению в мире Брахмы».

И, восклицая: «Видишь, брат мой, сколь сладострастны, порочны, похотливы женщины!» — Учитель вновь указал монаху на зло, которое несет в себе весь женский род и разъяснил суть четырех благородных истин. Выслушав его наставление, бхиккху вкусил от плода арахатства. Учитель же растолковал джатаку, так связав перерождения: «В ту пору матерью юноши была Капилани, его отцом — Махакассапа, молодым брахманом — Ананда, наставником же был я сам».

(Перевод Б. Захарьина)

С восклицания: «Неблагодарному чего ни дай...» — Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — повел рассказ о Девадатте.

Как-то раз, сидя в зале собраний, монахи говорили между собой: «Этот неблагодарный Девадатта, братия, и знать не хочет добродетелей, что есть в Татхагате». В этот миг вошел Учитель и спросил их: «О чем это вы, бхиккху, здесь толкуете?» Услышав их ответ, он заметил: «Не только ведь ныне неблагодарен Девадатта: он, братия, и в прежние времена был столь же неблагодарным и никак не хотел признавать моих достоинств». И, уступая просьбам собравшихся, Учитель поведал монахам о том, что случилось в прежней жизни.

«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисатта зародился в лоно слонихи. Явился он из материнского лона на божий свет с телом белым и сверкающим, будто глыба серебра; глаза ого, подобно бриллиантам, переливались пятью разными цветами; рот напоминал кусок яркого шелка; хобот был похож на серебряную цепь с бляшками из червонного золота, а ноги казались лакированными. Наделенный десятью совершенствами, он воплощал в себе высшую красоту. Когда слоненок вырос, все дикие слоны в окрестностях Гималаев единодушно признали его своим вожаком и стали повсюду за ним следовать. Так Бодхисатта оказался во главе стада в восемьдесят тысяч слонов. Бродя по Гималайским горам и долам, Бодхисатта вскоре понял, что ему угрожает скверна, неминуемая при проживании общим стадом. Он отделился от остальных слонов и зажил один в лесной чаще. И все дела и помыслы его были устремлены на добро, поэтому слоны прозвали его Силаванагараджей, что значит «Царь слонов, преданный добру».

Однажды в Гималаи явился один бенаресец, который зарабатывал себе на жизнь, собирая в лесу плоды и орехи, охотясь и добывая бивни диких лесных слонов. В поисках какой-нибудь добычи он заблудился и, не умея определить стороны света, брел наугад, ломая в отчаянии руки и заливаясь горькими слезами в страхе перед неизбежной смертью. Услыхав его громкие стоны, Бодхисатта помыслил: «Надобно избавить этого человека от мук», — и, движимый чувством сострадания, вышел к заблудившемуся путнику. При неожиданном появлении слона бенаресец пустился наутек, Бодхисатта же, видя, что человек убегает, остался на месте. Заметив, что слон недвижим, человек тоже остановился. Бодхисатта медленно двинулся к нему, но бенаресец опять обратился в бегство. Увидев, что слон вновь замер, человек задумался. «Этот дикий лесной слон стоит смирно, когда я от него удираю, и приближается, только когда я сам останавливаюсь, — размышлял он. — Не может быть, чтобы он стремился причинить мне вред, — скорее всего, он хочет избавить меня от мук». Поняв это, бенаресец успокоился и застыл неподвижно. Приблизясь к нему, Бодхисатта спросил: «Почему, человек, ты бродишь по лесу, громко вопя?» «Господин, — ответил пришелец, — я не пойму, где юг, где север, я сбился с дороги и бреду наугад, кричу же я от страха перед неизбежной гибелью». Слон повел человека к своему жилищу, приютил его и несколько дней, восстанавливая силы гостя, кормил его всевозможными плодами. Потом слон сказал: «Не бойся, добрый человек. Я отведу тебя к твоим сородичам». И, посадив пришельца к себе на спину, Бодхисатта понес его к проложенной людьми в лесу дороге. А бенаресец, замышляя дурное против своего друга, думал: «На всякий случаи, если кто-нибудь поинтересуется, надо будет запомнить дорогу». И, сидя на спине Бодхисатты, бенаресец старался запомнить приметы деревьев и гор, мимо которых проходил их путь. Наконец, Бодхисатта вышел из леса и, опустив бенаресца на большую дорогу, что вела прямо к Бенаресу, сказал на прощание: «Ступай, добрый человек, по этой дороге и смотри никому не говори, где я живу, будут ли тебя об этом спрашивать или нет». И, дав такой наказ, Бодхисатта простился с гостем и направился к своему жилищу.

Тот же человек, лишь только очутился в Бенаресе, поспешил на рынок, где торговали слоновой костью и изделиями из нее. Завидев костореза, вырезавшего поделки из слонового бивня, он осведомился: «А что, любезный, купил бы ты бивни, взятые у живого слона?» «О чем речь, приятель? — воскликнул косторез. — Бивни живого слона ценятся куда дороже, чем бивни мертвого». «Ну тогда, — сказал бенаресец, — я принесу тебе бивни живого слона». Пообещав это косторезу, бенаресец собрал все нужное для дальней дороги, прихватил с собой пилу и отправился в лес, где жил Бодхисатта.

Увидев бенаресца, Бодхисатта спросил, зачем тот пришел. Бенаресец стал плакаться: «Господин, я так обеднел, так несчастлив, мне нечего есть. Я пришел попросить у тебя хоть кусочек бивня: если ты позволишь мне взять его с собой и продать, то на вырученные деньги я еще смогу кое-как перебиться». «Хорошо, — согласился Бодхисатта, — ядам тебе свои бивни, если только у тебя найдется пила, чтобы их отпилить». «Найдется, господин, — обрадовался бенаресец. — Я захватил с собой пилу». «Ну что ж, — молвил Бодхисатта, — спили бивни, забери их и ступай». С этими словами он подогнул ноги и прилег на землю, словно деревенский бык. Когда бенаресец отпилил у слона оба клыка, Бодхисатта подхватил куски хоботом и, подавая бенаресцу, сказал: «Вот возьми, добрый человек. Не думай только, что для меня эти бивни — ничто, я дорого ценю их. Но для меня в тысячу раз — нет, в сто тысяч раз! — дороже бивни всезнания, которые я получу взамен, ибо тогда я постигну пути всего сущего на свете». Бодхисатта воистину обменял два бивня на знание всех концов и начал.