Гавриил Бунге - Господи, научи нас молиться. Личная молитва по преданию святых отцов

Эти исключения, соблюдаемые, конечно, в разумных пределах, только подтверждают общее правило: тот, кто хочет молиться Богу, делает это обыкновенно стоя. Такого же мнения придерживались и учителя духовной жизни, от которых можно было ожидать, что они будут пользоваться особыми, не вполне общеупотребительными «методами». Единственное положение тела, которое, кажется, знает, например, Евагрий, судя по его знаменитым 153 главам «Слова о молитве», — это стояние во время молитвы. Все те поразительные вещи, к которым монах становится причастен «во время молитвы», само «молитвенное состояние» (ketástasis proseuchés ) реализуются лишь тогда, когда он «встает на молитву» [344] Евагрий. Слово о молитве, 9,10, 29,41,45,49, 105,153. . Это обстоятельство непосредственно связано и с «мистикой» молитвы у Евагрия, поскольку все усилия монаха имеют одну цель: привести ум, который исключительно подвижен по своей природе, к «стоянию» [345] Ср. Евагрий. Слово о духовном делании, 15 (Цит. изд. С. 99). .

«Не может связанный бежать; и ум, рабски служащий страсти, не может зреть место духовной молитвы, ибо он влачится и кружится страстной мыслью и не в силах обрести неподвижное постоянство» [346] Евагрий. Слово о молитве, 72 (Цит. изд. С. 84). .

Эти «страстные мысли» уничтожают столь желаемое «молитвенное состояние» [347] Там же, 27 (Цит. изд. С. 80). и препятствуют молящемуся «неизменно простираться к своему Владыке и собеседовать с Ним без всякого посредника» [348] Там же, 3 (Цит. изд. С. 78). .

Возникает вопрос: почему человек Библии молился стоя и почему отцы вставали для молитвы? Этот вопрос отнюдь не лишен основания, поскольку западный человек сегодня уже не преклоняет колен во время молитвы, но сознательно принимает наиболее расслабленную и удобную позу, тогда как православный христианин даже и сегодня — и во время общего богослужения, и при личной молитве — молится по большей части стоя. Уже в древности отцы подумали и об этом.

«Мы не имеем права сомневаться, что из всех бесчисленных положений тела положение с распростертыми руками и поднятыми вверх очами заслуживает предпочтения, потому что тогда и на теле как бы запечатлевается образ того особенного состояния, которое приличествует душе во время молитвы» [349] Ориген. О молитве, § 31 (Цит. изд. С. 153). .

Это замечание Оригена чрезвычайно важно и относится ко всем видам и телесным выражениям молитвы, о многих из которых он не раз упоминает. Между «особым состоянием» души во время молитвы и положением тела, которое мы при этом принимаем, должно быть полное соответствие. То, что Тертуллиан говорит о таинствах, касаясь отношения между телесно-видимым действием и духовно-невидимым проявлением благодати, может быть отнесено и к молитве, и к ее телесным выражениям.

«Ведь плоть омывается, чтобы душа очистилась, плоть помазывается, чтобы душа освятилась, плоть знаменуется (крестным знамением), чтобы душа укрепилась…» [350] Тертуллиан. О воскресении плоти, 8 (Цит. по изд. Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 195).

Как сакраментальные действия, так и способы молитвы, и телесные ее формы должны быть значимы: тело должно выражать видимым образом — как икона выражает свой невидимый архетип — то, что происходит в душе. В соответствии с библейским пониманием стояние во время молитвы — это телесное выражение глубокого благоговения твари перед несказанным величием Творца, перед Которым предстоят даже ангелы [351] См. Лк. 1: 19. . Ибо низший встает перед высшим и продолжает стоять во все время его присутствия. Так Авраам встал перед Богом, и, пока Тот говорил с ним, он ощущал себя только прахом и пеплом (Быт. 18: 27,18: 22).

Но внешнее положение тела не только на физическом уровне выражает внутреннее состояние, но и непосредственно воздействует на него. Без усилия, необходимого при стоянии на ногах и при других молитвенных позах, о которых мы еще будем говорить, наша молитва не обретает должного накала, она, как говорит Юсеф Бусная, остается «обыденной, холодной и пресной».

Существует особое соотношение между состоянием души и положением тела. «Особое состояние» души в определенном смысле созидает свою «икону» в соответствующем ему положении тела, которое всегда предшествует этому состоянию, как говорит Ориген в том же контексте. Но коль скоро существует такой образ, который в процессе истории спасения выработал соответствующие молитвенные формы, ставшие частью «традиции», то в таком случае никто не может отказаться от них без вреда для «внутреннего расположения». И усваивая их и «практикуя» со рвением, каждый человек созидает и «возгревает» в себе то внутреннее состояние, которое в свое время и породило эти формы, как учит Юсеф Бусная.

В эпоху, когда о внедрении библейской Вести в различные человеческие культуры, что само по себе совершенно естественно, говорят с большой настоятельностью, у кого-то может вызывать недоумение этот упор на непреходящем значении некоторых внешних проявлений молитвы. Отцы же не видели здесь никакой проблемы. Свидетельства об этом, исходящие из различных эпох и культур, отличающихся друг от друга, можно было бы умножать до бесконечности. Различия в восприятии, обусловленные разными культурами, как будто не имеют никакого значения для латинянина Тертуллиана и восточносирийца Юсефа Бусная. Ибо во Христе нет ни эллина, ни иудея… ни варвара, (ни) скифа (Кол. 3:11), что означает падение культурных барьеров. В спорных случаях библейское предание становится и бесстрашной критикой культуры. Так, ригорист Тертуллиан, к примеру, решительно не хотел, чтобы среди христиан распространился языческий обычай садиться после молитвы.

«Ибо нечестиво сидеть перед взором того, кого больше всего уважаешь и чтишь; и насколько же нечестиво делать это в присутствии Бога Живого, когда еще и ангел молитвы стоит [352] Ср. Тов. 12:15,1 Кор. 11:10. . Может быть, еще укорим Бога за то, что молитва нас утомила?» [353] Тертуллиан. О молитве, 16 (Цит. изд. С. 300).

Для христианина трепетное стояние перед Богом во время молитвы означает осознание того, что Бог как Личность самым реальным образом присутствует перед нами. Из Откровения христианин черпает знание о своей со-творенности, и в этой истине нельзя убедиться иным образом, кроме как встретившись с абсолютной Личностью Бога, хотя она всегда бесконечно превосходит возможности нашего постижения.

Там, где нет этого откровенного знания о личностном бытии Бога, как в язычестве, где боги — лишь персонификации безликого божества, человек ведет себя совершенно иначе. Это происходит и там, где такое, когда-то существовавшее знание исчезает или растворяется в ложных «внутренних переживаниях». Тогда, поклоняясь этому «божеству», он совершенно непроизвольным образом ищет для себя наибольшего удобства. Насколько далеко мы сегодня ушли от духа отцов, может показать один текст мистика Евагрия: