Лин Бао - Беседа Ши со своим сыном, или Тайны Дао Императора

Дед улыбнулся, перевернул свои чашечки и на­чал считать пузыри... Малыш весело засмеялся...

Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восем­надцать...

На пороге зала послышался шум. Одна из ня­нек, отлучавшаяся по делам, вдруг спохватилась, что наследник долго отсуствует, и пришла за ним, чтобы отвести его в комнаты для обеда.

Однако Ши поднял на нее глаза - и она застыла в молчаливом повиновении, поняв, что это был ее последний день, когда она прикасалась к наслед­нику. Никогда не имевшая своих детей, она при­вязалась к наследнику, и удаление от нее малыша, которое было естественным, когда мальчику уже минуло пять лет, оказалось все-таки тяжелым уда­ром для нее. Все поняв, она внезапно осунулась так, как будто из нее вытекла вся ее жизненная сила. Ши уловил перемены в ее осанке, он прекрасно

понимал, как опасны привязанности кого бы то ни было для его сына.

Сам же наследник внимательно следил за сво­им дедом, нисколько не пугаясь перемен, прямо сейчас происходящих в его жизни.

Мастер закончил церемонию глубокой медита­цией. Ши встал и попросил сына следовать за ним. „ Для наследника была уже приготовлена комната

подле покоев его отца. Отныне среди его воспитателей уже не будет женщин.

Наследник с любопытством шел по лабиринтам переходов, в которых еще ни разу не был. Мимо него проносились парящие на облаках святые буд­дийского мира, бессмертные обитатели даосско­го пантеона, медитирующие в тишине небесные отшельники, волшебные феи в фантастических одеяниях со множеством разноцветных лент, на­поминающих танцующую радугу.

Картинки богов и богинь менялись так быст­ро, что, казалось, был слышен шорох их одеяний, развеваемых ветром. Вот появились духи пяти стихий, которые, по преданиям, были среди пер­вых существ, появившихся на земле: дух металла (богиня Сиванму), дух дерева СМу-гун), дух воды (Шуйцзинцы), дух огня (Чицзинцы) и дух зем­ли - Желтый старец (Хуан-лао). А вот появились прекрасные пейзажи, в которых угадывались Пэн- лайские сады, где, по легендам, были места обето­вания бессмертных, которые представляли собой

остров и гору в Восточном море. Согласно преда­ниям, там были разбросаны золотые и нефритовые камешки, которые служили едой для небожителей, а в водоемах там текла вода ледяная и клокочущая, выпив которую можно было прожить тысячу лет. То там то здесь в уголках Пэнлайских садов были изображены и сами небожители, беззаботно возле­гающие на мягкой травке, или наоборот, сидящие у костра в ожидании чая.

Не успел он рассмотреть все, как увидел восемь знаменитых бессмертных, изображенных в момент веселой пирушки. Эти почитаемые всеми покро­вители ремесел были также и любимыми всеми поэтами и бездельниками, беззаботно проводив­шими время.

А вот из темноты выплыло лицо великого вра­чевателя древности Хуато, а за ним показались одежды первооткрывателя чая Шэнь Нуна и его нефритовые руки. По одной из легенд, он имел про­зрачное тело, и когда пил чай, то видел, что проис­ходит с его телом и органами внутри. Рядом с ним сидящим за письменным столиком с кистью в руке был изображен Лу Ю, автор знаменитого трактата

о чае «Ча Цзин».

Немного погодя взгляду наследника предстал известный поэт древности Тао Юаньмин 4с высоко вскинутыми тонкими бровями. «Дай воспользуюсь я этим миром живых превращений, чтоб уйти мне

Беседы Ши со своим сыном

затем по пути Дао! Зову неба я буду рад, колеба­ньям откуда явиться?..»

А вот со стены сурово глянул Ян Сюн[4] - извест­ный философ, ученый и литератор, отличавшийся энциклопедическими знаниями, автор «Канона великой тайны» («Тай-сюань-цзин») и «Образцовых речений» («Фа-янь»).

Наконец Ши остановился около резных дверей, где стояли охранники в ярких одеждах, которых

малыш принял за деревянные скульптуры каких-нибудь древних, еще не ведомых ему героев.

Они внезапно вытянулись в струнку и отдали почести высочайшим особам. Ши легко толкнул двери, и они податливо распахнулись, открыв взору малыша его будущие покои.

Низкая деревянная резная кровать, простой стол с письменными принадлежностями: уложен­ными в ряд по размерам кистями, стопкой тонкой рисовой бумаги и фарфоровыми белыми тушечницами. Но больше всего привлек внимание малыша деревянный меч с алыми лентами.

Ши не был в этой комнате уже десять лет. С вол­нением, совсем не подобающим воину, входил он в детскую, где сам впервые взял в руки кисти. Од­нако он подошел не к ним, а к мечу, одиноко вися­щему на стене напротив стола. Ши вспомнил свой первый урок, вспомнил своего Учителя, его взгляд из-за плеча с озорной улыбкой, взмах черных

волос. Деревянный персиковый меч в руках Учи­теля выписывал невероятные иероглифы с такой скоростью, что алая лента не успевала за ним и издавала легкий дребезжащий звук. Приоткрыв от удивления рот, он следил за своим Учителем, пока тот, хитро усмехнувшись, не взмахнул дере­вянным мечом так быстро, что отсек маленький кусочек алой ленты. Крик удивления вырвался из груди Ши, а яркий кусочек шелка медленно, подоб­но осеннему листку, упавшему с дерева при тихой погоде, скользил в плотном пространстве комнаты.

Где сейчас его Учитель? Смог ли найти он Путь к бессмертным? Или его душа до сих пор не об­рела покоя... или Пути. Ши взял меч, аккуратно достал из деревянных резных ножен деревянный клинок, ощутил его деревянную рукоять... и - все его тело содрогнулось от миллионов маленьких молний, пронзивших каждую клеточку. Он мед­ленно провел мечом перед глазами влево, потом вправо и снова влево, пока не понял, что за ним внимательно следит еще одна пара глаз. И теперь каждое его движение будет оставаться в памяти его сына.

В сумраке комнаты он увидел лицо своего Учи­теля, который улыбался ему, как будто говоря: «На­стал твой черед стать Учителем»... Вот так проис­ходит инициация. И не было пышных ритуалов, не били барабаны, не пели монахи... Просто отец начал учить сына быть в этом мире...

В тени комнаты, в полусумраке и живительной прохладе стояли двое, один из которых стал Учи­телем.

Ши медленно вставил клинок в ножны, соеди­нив два предмета в один, повесил персиковый меч на стену и, из-за волнения даже не поцеловав по обыкновению сына, вышел из комнаты. У его сына, так же как и у него в детстве, будет много учителей - каллиграфия, астрология, боевые ис­кусства, но... Нечто, самое ценное и сокровенное, то, что познал только он, и то, что передал ему его Учитель, он должен будет передать своему сыну сам.

Ему говорили, что следует делать и что не сле­дует делать императору, но, каким должен быть император и что значит - быть императором, ему так никто и не сказал... И, потеряв Учителя в пер­вом же походе, в свои шестнадцать лет он должен был принимать решения, от которых зависела его судьба, судьба его семьи, да и судьба всей империи. Он должен был быть тем, кому повинуются и люди, и духи, и время...