Виталий Жан - Антифилософия

Мы не можем рационально доказать, что "Братья Карамазовы" немного сильнее "Идиота". Предположим, художественный мир, персонажи "Карамазовых" вроде бы несколько сложнее "Идиота" (а быть может, всё наоборот), но это не может считаться рациональным критерием, так как тогда бы все произведения оценивались бы таким образом.

Или, может, мы могли бы ввести систему пунктов? Пункты за худ. мир, за тему, за глубину характеров, за стиль. Это чушь! С таким же успехом можно оценивать книгу по толщине или по количеству деепричастных оборотов.

"Старик и море" Хэмингуэя толщиной не отличается, да и в оригинале английский ещё проще, чем русский в переводе. Тем не менее книга давно стала классикой, и, читая её, каждый ощущает нечто такое, что он назовёт "духовность", но никогда не сможет рационально обосновать причины возникновения подобных ощущений.

Оценка произведения всегда субъективна. Просто большинство людей, считающихся носителями духовности, признаёт ценность того или иного произведения. Например, Гоголь сильно хвалил "Капитанскую дочку". Мы все знаем, что произведения самого Гоголя очень сильны духом. Значит, Пушкин написал шедевр. (А ведь ещё есть разница в психике между поколениями. Как вы думаете, признали бы модного нынче Пелевина лет сто назад вообще писателем?)

А вот Толстой разносил Тургенева в пух и прах… Ну и что делать? Разжаловать Тургенева из классиков в праздные писаки? Да нет же, до такого вряд ли кто-либо додумается.

То есть после того, как автор выполнит необходимые требования, как-то: написать на минимально допустимом уровне стилистики, создать законченный худ. мир, разработать характеры и т. д., в ход идут уже не "рациональные критерии", а оценка субъективных ощущений, вызываемых произведением. Именно то некое большинство общепризнанно-духовных людей ставит оценку автору согласно силе возбуждаемых ощущений, из которых мысли занимают далеко не большую часть.

Что касается профессиональных критиков, то, по словам Толстого, это люди, оценивающие картину по вырванным из неё клокам. То есть не только субъективно, но ещё и неверно технически.

Однако давайте потребуем от творческой интеллигенции системного подхода к оценке произведений. Что из этого получится? Ничего! Духовное невозможно полностью "одеть" в какую-то систему так же, как невозможно требовать от пчёл расчёта математической модели их улея. Пчёлы знают, как строить, но знают не умом, они это как бы "чуют".

Та же самая картина в области картин. Нет рациональных критериев оценки живописи. Не уровень сложности, затраченное на работу время или количество красок и их объём в литрах определяют ценность картины. Всё это, наверное, имеет значение, но решающими оказываются опять же субъективные ощущения, вызванные созерцанием картины. А ощущения зависят от менталитета.

Ван Гог идёт сейчас чуть ли не по сотне миллионов условных долларов за штуку. Только при жизни выручки картин едва хватало ему на хлеб. Что, тогда его картины были хуже? Нет, просто культурная система Запада "нагрузила" картины Ван Гога за прошедшие столетия информационным контекстом, которого у них нет, например, в культурной системе Китая. Вот и дать бы кому машину времени, да поставить задачу продать "Подсолнухи" какому-нибудь древнегреческому олигарху за соответствующую сумму.

И на этом примере мы видим, что те, кто выкладывает за картину Ван Гога сто миллионов, отдаёт деньги даже не за то духовное ощущение, которое эта картина вызывает, а за информационный контекст. И информация эта является интегральной частью европейского менталитета. Нет методики, с помощью которой можно было бы верно установить ценность картины или музыкального произведения независимо от системы культурных координат. (Иногда инфомационный контекст принимает совсем непонятные простому смертному формы. Если вы, уважаемые читатели, доберетесь до конца этой книги, там будет указан мой "и-мыл". Прошу компетентных из вас прислать мне ваши объяснения ценности "Чёрного квадрата" Малевича. Мне это совершенно непонятно. Тем не менее я с удовольствием бы узнал, какая именно информация придаёт ему ценность.)

Все попытки систематизировать духовность пока что заканчивались тем же, что и надежды загнать стадо слонов в спичечный коробок. И как результат: метафизика активно выдавливается из всех сфер науки. Исключение составляет лишь Россия, но весь остальной мир старательно игнорирует духовность. Причина проста: она им не подчиняется.

Для работы с материальной информацией нам худо-бедно хватает текущего уровня сознания. Хотя ещё каких-то пару сотен лет назад даже с этим делом обстояло совсем плохо. Сейчас же мы уже вскарабкались на тот уровень сознания, с которого относительно ясно видна материальная информация. Но духовная всё ещё не подчиняется нашему разуму, она витает где-то совсем высоко над нашим сознанием, и мы, подобно животным, лишь немного "чуем" её низший уровень.

Структура духовной информации и её законы науке до сих пор совершенно неизвестны, нет даже предпосылок для создания теории духовной информации.

Трудно не прийти к выводу, что духовная информация значительно отличается по своей природе от материальной и распространяется на более высоком, пока что совершенно неизученном уровне, до которого научная мысль пока не доросла. Это не может не навести на мысль, что там, где заканчивается наше сознание, начинается другой мир, до которого нам ещё неизвестно сколько веков развиваться.

Если мы, зайдя в ресторан, спросим подошедшего официанта, есть ли в меню борщ, то он сразу поймёт, что мы имеем в виду. Даже если мы закажем борщ в Замбии, всё равно нам не составит труда объяснить повару, что нам надо. Потому что эта информация проста, она материальна. И, если судить с оглядкой на духовную информацию, между борщом и синхрофазотроном нет принципиальной разницы: и то и другое можно точно объяснить, дело лишь в наличии специальных знаний.

Но спросите себя, есть ли духовность в стихах Есенина, в романах Толстого. Пожалуй, каждый из нас сразу ответит утвердительно. Но только вряд ли кто-нибудь из нас смог бы объяснить, что это такое. Таким образом, можно заметить, что каждый вроде бы знает, что есть духовность, но никто не может объяснить, что она из себя представляет. Даже если бы мы задали этот вопрос хоть самому Белинскому, мы бы услышали в ответ много возвышенного и умного, но ничего из того, что годилось бы для моделирования. Тем не менее все мы видим взаимозависимость (корреляцию) и повсеместную действительность (трансцендентность) духовных понятий. Та духовность, или скорее способность ощущать, осознавать духовность, которая вырабатывается чтением Пушкина, Достоевского, Чехова и пр., позволяет нам воспринимать лирику Тютчева, Фэта и др., а способность ощущать лирику в тексте применяется при восприятии лирики в музыке, и это как-то связано со способностью оценивать качество музыкального произведения. И наоборот, мы с помощью способности воспринимать духовное можем видеть отсутствие духовной информации в так называемом "современном искусстве".