Дмитрий Алексеев - Античное христианство и гностицизм

Нельзя исключить, что в основу по крайней мере некоторых канонических писаний Нового Завета были положены переводы с арамейского или даже древнееврейского языка (так называемого «пост-библейского иврита»), хотя российские учёные полагают, что все они изначально создавались на греческом, а присутствующие в них семитизмы вполне могут быть объяснены литературным влиянием Септуагинты [50] А. Л. Хосроев . Александрийское христианство по данным текстов из Наг-Хаммади. М., 1991, 11; С. В. Лёзов . История и герменевтика в изучении Нового Завета. М., 1996, 194–211. . Некоторые западные исследователи предпринимали попытки восстановить арамейский оригинал изречений (логий) и притч Иисуса [51] И. Иеремиас . Богословие Нового Завета. Часть I: Провозвестие Иисуса. М., 1999, 36–44. . Интересен опыт французского библеиста, аббата Карминьяка [52] Ж. Карминьяк , Рождение Синоптических Евангелий, М., 2005. , обнаружившего в Синоптических Евангелиях следы семитского происхождения текстов и высказавшего гипотезу, что первоначально протограф этих Евангелий был создан на арамейском языке или даже на иврите. Но невозможно не заметить совершенно аналогичных «семитизмов» в писаниях, сохраненных для нас коптской библиотекой из Наг-Хаммади. Ни один из вошедших в библиотеку памятников не создавался первоначально на коптском языке, все они являются переводами с греческого, но в целом ряде случаев их словоупотребление и построение фраз свидетельствует о семитском оригинале. Особенно показательно в этом отношении недавно открытое Евангелие Иуды.

Для понимания гностического мифа важнейшим является понимание его происхождения. Рассматривая тексты коптской гностической библиотеки, прежде всего, широко представленные в них теогонические и космогонические элементы, нетрудно убедиться, что в большинстве случаев эти тексты являются не письменной фиксацией неких «мистических» и «эзотерических» тайных откровений, а своего рода «протестной экзегезой» общеизвестного и нормативного для современного иудейского, а затем и для ортодоксального христианского сознания библейского космогонического мифа — прежде всего, начальных глав книги Бытия. При этом сами принципы, заложенные в основу этой «протестной экзегезы», предполагают именно палестинскую культурную и семитскую языковую среду. Кроме того, целый ряд текстов из Наг-Хаммади, радикально пересматривающих содержание еврейской Библии, не содержит никакой полемики с христианской ортодоксией. Первоначально, по мнению Ифамари Грюнвальд, «гностические писания, содержащие иудейский материал, писались для иудеев, или бывших иудеев, которых следовало убедить как в ложности их понимания Писания, так и в истине, скрыто присутствующей в этом Писании; неиудеи, то есть верующие из язычников, не смогли бы оценить всю значимость этого метода. Итак, вполне допустимо, что обсуждаемые гностические тексты были адресованы в первую очередь иудеям и христианам из евреев» [53] I. Gruenwald. Aspects of the Jewish-Gnostic Controversy // B. Layton (ed). The Rediscovery of Gnosticism. Proceedings of the International Conference on Gnosticism at Yale, New Haven, Connecticut, March 28–31, 1978. Vol. 2. Sethian Gnosticism. Leiden: Brill, 1981. .

На это указывает отсутствие в большинстве памятников присущих эллинистической культуре и чуждых культуре еврейской попыток аллегорического истолкования библейского текста. Напротив, в большинстве гностических текстов мы видим радикальный пересмотр иудейского Писания, основывающийся на буквальном, даже буквалистском понимании текста, сопряжённом с его этической переоценкой. Напомним, что «аллегорическое истолкование» как метод было создано античным мыслителем-эклектиком Филоном, пытавшимся синкретически соединить иудейское вероучение (прежде всего, тео- и космогонический миф Торы) и эллинистическую философию. Его наследие, оставшееся невостребованным иудеями, было использовано христианскими апологетами так называемой «александрийской школы», Климентом и Оригеном, и их последователями. Созданный Филоном и разработанный этими авторами метод получил значительную популярность в христианской среде именно потому, что позволял снимать при истолковании очевидные противоречия между образами Бога в Ветхом и Новом Заветах.

Переоценивающий священное наследие иудаизма гностический миф мог появиться только среди населения Палестины, как «еретическое» ( מינים) явление, но таким же «еретическим» для нормативного (фарисейского) иудаизма явлением было и христианство. Безусловно, мы не можем однозначно отождествить эти группы, но невозможно и отрицать очевидный факт, что в небольшой и достаточно густо населенной стране, какой была Палестина (Иудея, Галилея и Самария) в I столетии нашей эры, они просто не могли не сталкиваться друг с другом хотя бы на бытовом уровне и не испытывать взаимных влияний. Более того, обратившись к новозаветным фрагментам, отражающим космологические представления авторов, прежде всего Павла и Иоанна, мы обнаружим, что эти фрагменты отражают не традиционно иудейскую, основывающуюся на Книге Бытия, а именно гностическую космологию. При этом ни Павлу, ни Иоанну не потребовалось последовательно излагать свои космологические представления именно потому, что их читатели и так прекрасно знали, кто такие «архонт эона сего» (Ин., 12:31; 14:30; 16:11); «бог эона сего» (2Кор., 4:4) и «архонт, господствующий в воздухе» (Еф., 2:2); «начальства и власти» (1Кор., 15:24; Еф., 1:21; 3:10; 6:12; Кол., 2:15); «мироправители тьмы века сего» (Еф., 6:12; ср. Кол., 1:13, и Лк., 22:53) и «стихии мира» (Гал., 4:3, 9; Кол., 2:8; 2:20). Очень интересна своебразная полемика о термине «господство» (κυριότης) между Павлом (Еф., 1:21; Кол., 1:16) и авторами посланий Петра и Иуды (2Пет., 2:10 и Иуд., 1:8), оражающая несовпадение понимания этого термина.

Если рассмотреть гностический миф именно как экзегетический метод, нетрудно увидеть, что в целом ряде писаний коптской библиотеки цитаты и аллюзии на те или иные фрагменты Книги Бытия формируют смысловые узлы, истолкование которых как раз и образует ткань повествования. Конечно, эта грубая схема заметно обедняет содержание гностических писаний, но в то же время прослеживается достаточно чётко. Чаще всего в них присутствует внешне вполне корректное, но издевательское по сути цитирование соответствующих отрывков еврейского Писания — и прежде всего 1–8 глав Книги Бытия, понимаемых не аллегорически, а, к вящему поруганию владыки материального мира, буквально. Для гностиков иудейское Писание и шире — иудаизм с его храмом и ритуальной практикой — культ демиурга, а завет иудеев с их божеством — это навязанный им Творцом и Владыкой мира сего договор, подписанный кровью, причем далеко не всегда «кровью тельцов и козлов» — см.: Числ., 31:40–41.