Дмитрий Алексеев - Античное христианство и гностицизм

Христианско-гностическая парадигма.Для гностической парадигмы характерен принципиально иной подход. Речь идет прежде всего о теологической концепции, радикально отличающей взгляды авторов гностических писаний от ортодоксального вероучения. Характеризуя эту концепцию, Ганс Ионас писал, что Бог [43] Здесь и далее именно Этого Бога и относящиеся к Нему местоимения мы, согласно правилам русского правописания, пишем с заглавной буквы, что позволяет надежно отличить Его от божеств дохристианского мира. является абсолютно надмирным, Его природа чужда этой вселенной, которая не создана и не управляема Им и которой Он полностью противопоставлен: божественное царство света, самодостаточное и отдаленное, — это мир, противопоставленный царству тьмы. Космос представляет собой творение низших сил, которые, хотя и могут опосредованно происходить от Него, в действительности не знают истинного Бога и препятствуют познанию Его в космосе, которым они управляют. Происхождение этих низших сил, архонтов, и в общем весь порядок бытия вне Бога, включая космос как таковой, — основная тема гностической спекуляции… Трансцендентный Бог сокрыт во всех этих созданиях и непознаваем в естественных представлениях. Познание Его требует сверхъестественного откровения и воображения, и даже после этого Его может быть тяжело выразить иначе, как в отрицательных терминах [44] Г. Йонас. Гностицизм. СПб., 1998, 58–59. . Будучи Духом, Этот Бог рождает духовные существа. Именно поэтому Он Отец не только Своего Сына, но также и всех тех людей, которые обитают в материальном мире, но при этом рождены свыше, от Духа. Он одновременно трансцендентный Абсолют и совершенная, благая Личность. Он не является источником зла, и именно поэтому Он не творит и не может творить материального мира. Он чужд творению и, соответственно, не несет за него ответственности.

В этой перспективе христианство становится возглавленным Сыном Бога Истины восстанием против «бога» лжи, самооткровение Отца во Христе — уникальным событием истории человечества, а целью прихода Христа — принести знание об Отце людям, способным вместить это знание. До прихода Христа Отец не был известен никому, кроме, возможно, нескольких духовных избранников, тогда как демиург, Творец и Владыка мира сего, не только открылся Аврааму и был проповедан пророками, начиная с Моисея, но и познается в своем творении. Христос вечно пребывает со Своими избранниками, а они, воскреснув в духе, покоятся в покое и соцарствуют с Царем. Суд состоит в том, что Свет пришел в мир, и владыка мира сего осужден. Духовные сами избирают себе благую часть со Христом, а плотские уже осуждены на истление вместе с миродержцем.

В то же время для всех христианских гностических писаний характерен напряженный, неснимаемый дуализм между благим Богом и очевидно не благим миром. Чистый божественный Дух противостоит грязной человеческой плоти и в целом косной и источающей зло материи, как Свет — Мраку. Даже в тех случаях, когда мир — вполне в неоплатоническом духе — понимается как сотворенная благими силами несовершенная копия совершенного образца, материя остается чуждой и враждебной человеку. Противопоставляя Бога миру, христиане-гностики отказывались видеть источник мирского зла в Боге, и этот антикосмический дуализм очевиден и у них, и в учениях назореев и манихеев, и даже, до известной степени, в герметическом корпусе, но чужд и непонятен как эллинистическому язычеству, так и иудаизму.

Гностический миф.В сущности, именно четкое различение между Богом-Отцом, рождающим Своих детей, и богом-творцом, буквально «вылепливающим» (πλάσσω) свои «изделия» (πλασμάτα = «слепки») из грубого вещества подобно ремесленнику (δημιουργός), а также представление об ответственности Творца за творение положены в основу христианскогностической парадигмы, из которой вырастает все величественное многообразие гностических систем. Имманентный своему творению Творец материального мира воспринимается в лучшем случае как вторичное божество, своего рода «дух мира сего». В христианско-гностической литературе есть разные подходы к этой проблеме — иногда демиург, в целом не злой, но ограниченный и несовершенный, пребывает в послушании Богу, творя «по образу, данному свыше» материальный мир, причем материя остается злом, а ее реальность отрицается. В этой связи следует упомянуть о прологе Иоанна — Ин., 1:3: πάντα δι’αυτου έγένετο, καί χωρίς αυτου έγένετο ουδέν, то есть «посредством Него возникло все (духовная, умопостигаемая реальность), и ничто (материальный, видимый мир) возникло без Него» [45] Синодальный перевод основывается на отклоняющемся чтении: ουδέ εν вместо ουδεν. . Но чаще акт творения отождествляется с грехопадением, а сам Творец изображается как восставший и падший ангел, наделенный откровенно демоническими чертами; своими ущербными творениями он пытается, иногда даже неосознанно, подражать Отцу, создавая пародию на порожденные Им совершенные миры света. Возможно и другое понимание — в архаичном мифе демиург рассматривается как некая «нечистая сила», возникшая помимо Бога [46] G. Scholem. Jaldabaoth Reconsidered. // Melanges d’histoire des religions offerts a Henri-Charles Puech. Paris, 1974, 415; G. Quispel, The Demiurge in the Apocryphon of John // R.McL. Wilson (ed). Nag Hammadi and Gnosis. Papers read at the First International Congress of Coptology (Cairo, December 1976). Nag Hammadi Studies XIV. Leiden: Brill, 1978, 21–22. . Хотя во всех трех случаях мы сталкиваемся не с философским, а с религиозномифологическим осмыслением, эти три подхода к происхождению демиурга можно условно назвать «монистическим», «моно-дуалистическим» и «открыто дуалистическим». Необходимо оговорить, что в большинстве сохранившихся гностических писаний они опираются на очень близкое мифологическое содержание, так что речь идет только о разных оценках в рамках истолкования одних и тех же событий. Характерно, что, несмотря на очевидное присутствие в христианских гностических писаниях эллинистических влияний, образ демиурга в них неразрывно связан не с одним из божеств эллинистического пантеона, но именно с иудейским Яхве. В Апокрифе Иоанна и близких к нему произведениях демиург Ялдаваоф, образ которого практически совпадает с образом Яхве, изображён в виде глупого и злобного демона.

При этом, проанализировав гностический миф, особенно в сопоставлении с отраженным в кафолическом вероучении ортодоксальным мифом, мы убеждаемся, что, несмотря на его кажущуюся экстравагантность, в основе лежит буквалистское истолкование иудейских писаний, отражающее «еретическое» восстание против «раннего иудаизма» (Fruhjudentum), возникшее в семитской языковой и палестинской культурной среде, на что указывали и такие выдающиеся исследователи иудаики как Гершом Шолем [47] G. Scholem. Jaldabaoth Reconsidered. // Melanges d'histoire des religions offerts a Henri-Charles Puech. Paris, 1974. и Ифамарь Грюнвальд [48] I. Gruenwald. Aspects of the Jewish-Gnostic Controversy // B. Layton (ed). The Rediscovery of Gnosticism. Proceedings of the International Conference on Gnosticism at Yale, New Haven, Connecticut, March 28–31, 1978. Vol. 2. Sethian Gnosticism. Leiden: Brill, 1981. , а также философ Якоб Таубес [49] J. Taubes, Das stahlerne Gehause und der Exodus daraus oder: Ein Streit um Marcion, einst und jetzt. // Vom Kult zur Kultur. Bausteine zu einer Kritik der historischen Vernunft. Gesammelte Aufsatze zur Religionsgeschichte und Geistesgeschichte. Hrsg. v. Aleida u. Jan Assmann, Wolf-Daniel Hartwich u. Wilfried Menninghaus von Jacob Taubes, 1996. . Таубес, полемизируя с Мартином Бубером, прямо утверждает, что религия древнего Израиля эпохи царей и пророков уже была чревата «латентным гностицизмом», что линия «пророки — Иисус — Павел — Маркион» является естественной линией её развития, и, подводя итог, говорит, что «когда пророчество провалилось, появилась апокалиптика; когда апокалиптика (в ходе антиримских восстаний) провалилась, появился гнозис», ставший и закономерным итогом, и беспощадным отрицанием этой религии.