Нина Павлова - МИХАЙЛОВ ДЕНЬ

Разлад в семье я переживала так болезненно, что уже в слезах умоляла преподобного Сергия помочь обращению моих родных. Молебнов у его святых мощей я отслужила немало и, памятуя о чуде с Анечкой, ожидала — преподобный поможет и мне.

Теперь я знаю, что ожидание чуда «по требованию» идёт от горделивого желания повелевать Небесами. Но знаю и другое — молитва дарует такое утешение, когда и скорби вроде всё те же, а в душе тишина и мир. Но на молебнах преподобному Сергию Радонежскому почему-то сжималось сердце, и было чувство — надвигается гроза, и вот-вот грянет гром.

Гром действительно грянул. И через какое же мученичество приходили потом к Богу мои родные! Сын пришёл в Церковь, уже тяжело заболев. А потом умирал от рака крови мой папа, сказав перед смертью: «Дочка, купи нам с мамой дом возле Оптиной. Я хочу приехать туда навсегда». Не успел приехать — умер.

Слава Богу, что мама успела переехать в Опти- ну ещё в начале болезни и ходила здесь в церковь причащаться. А потом она слегла на долгие годы, утратив речь и, казалось, разум. Знакомые иеромонахи причащали маму на дому. А перед смертью пришёл незнакомый священник и отказался её причащать:

— Она же не понимает уже ничего. Вдруг отторгнет причастие?

Мама не вставала уже несколько лет, а из разбухших от водянки ног сочилась кровь. Но тут она умоляюще сложила руки для причастия и из последних сил встала на свои шаткие кровоточащие ноги.

— Вы сидите, сидите! — испугался священник, а причастив маму, сказал: — Да, такого благоговения я давно не встречал…

Может, это и есть награда за нестерпимую долгую мамину боль?

Уже после смерти моих очень стареньких родителей один знакомый спросил:

— А ты согласилась бы снова вымаливать веру для родных, если бы знала, какое мученичество впереди?

— Да, — ответила я не колеблясь.

И всё же крест оказался таким тяжёлым, что я изнемогала под его тяжестью. От страданий родных разрывалось сердце, и я выматывалась уже чисто физически, поспешая из одной больницы в другую. Раньше моим тылом были родители. А теперь наступила та пора одиночества, когда семь фронтов — ни одного тыла, и нет права на передых.

Однажды, уже в отчаянной надежде на помощь я поехала из больницы к преподобному Сергию Радонежскому. И вдруг расплакалась на молебне:

— Ты велик, авва Сергий, — жаловалась я святому, — но я усталая одинокая женщина. Я одна, одна, и некому помочь!

После этого случая ездить к преподобному я уже избегала.

Зашли ко мне однажды почаёвничать протоиерей с диаконом. За чаем разговор зашёл о «младостарчестве», и протоиерей с возмущением рассказал, как у них в епархии один такой «младостарец» благословил уйти в монастырь мать, бросившую на мужа малютку-дочь. С «младостарчества» разговор перешёл на другие недочёты священства, и протоиерей вдруг обратился ко мне:

— А вы что молчите?

— Простите, батюшка, — ответила я честно, — но мне знакомы лишь отцы высокой духовной жизни.

— Да вы романтик! — развеселился протоиерей. — А ну, приотверзите нам двери рая и расскажите об ангелах в наших рядах.

Я назвала имя своего духовного отца и имена тех, у кого окормлялась по благословению батюшки в последние пятнадцать лет.

— Как же вы правы, — воскликнул протоиерей, — есть, есть на земле подвижники! Но как, простите, вы вышли на них?

А никак не выходила и не сумела бы выйти, ибо пришла в церковь в состоянии такой дремучести, что подвижника от не подвижника не смогла бы отличить. От одиночества я напрашивалась в духовные чада к любому первому встречному батюшке, но все отцы отказали мне. И тогда я стала действовать, как та рябая невеста-перестарок, что не заглядывается уже на видных женихов, но ищет себе в пару для жизни хоть захудалого простеца. Самыми большими «простецами» оказались старцы, которых я в ту пору не отличала от старичков. Понравились мне старцы прежде всего своей «многогрешностью». И если батюшки сильно ругали меня за грехи, то старец говорил:

— Да, опять мы с вами упали в лужу.

Приятно всё же оказаться в одной луже со старцем. И я бегала от одного старца к другому, радуясь, что привечают. Однажды эту беготню пресёк архимандрит Иоанн (Крестьянкин), сказав:

— У двух врачей лечиться — залечат. Надо обращаться к своему духовному отцу.

— Я бы рада, батюшка, но у нас с сыном нет духовного отца.

— Как это нет? У вас есть духовный отец — старец Адриан.

Мы с сыном тут же к старцу:

— Батюшка, архимандрит Иоанн говорит, что вы наш духовный отец.

— Да-да, вы мои чада. А вы разве не знали?

Только годы спустя понимаешь, какая же это

великая милость Божия, что Господь, видя моё неразумие, не дал мне выбирать самой духовного отца, но выбрал его Сам. А потом уже батюшка выбирал за меня, назначая, к кому обращаться в таком-то монастыре и Москве. Тайна этого выбора была сокрыта от меня до поры. Но вела недавно занятие в воскресной школе, и мне задали вопрос:

— Есть ли подвижники в наши дни?

— Есть, — ответила я, начав рассказывать биографии тех, кого знала лично.

И вдруг похолодела, вспомнив, как возроптала когда-то у мощей преподобного Сергия Радонежского: почему он не помогает мне? А помощь шла, и какая! Все мои старцы и духовники были учениками преподобного Сергия — постриженниками его Лавры или воспитанниками его семинарии. Архимандрит Кирилл (Павлов), во многом определивший для меня выбор пути, — это духовник

Троице-Сергиевой Лавры. Архимандрит Адриан (Кирсанов) двадцать с лишним лет подвизался в Лавре преподобного Сергия. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) в 1946 году был ризничим Троице- Сергиевой Лавры, помогая восстанавливать монастырь. В покаянии я перебирала в памяти другие имена и дивилась открытию: самые трудные годы я прожила под опекой Сергиевых учеников. О, авва Сергий, велика твоя милость, что не оставил меня в скорбях!

Ещё при жизни преподобному Сергию дано было откровение о будущем. В сиянии света среди ночи он увидел множество птиц. И некий голос сказал: «Так же, как виденные тобою стаи птиц, будут многочисленны твои ученики, и после тебя они не оскудеют, если только захотят последовать твоим стопам». Есть на земле и ныне ученики преподобного Сергия, меченные особой метой. Не верьте своим глазам, когда увидите их в шитых золотом рясах и раздающими как бы от богатства щедрую материальную помощь сиротам и болящим. Это нищие аскеты, у которых нет ни рубля. Вспоминается простое — мы отправляем батюшку в больницу. Накануне вечером его келейница бегала по домам, собирая рубли, ибо отправить батюшку на лечение не на что. Наутро начинается процедура проводов в больницу. Батюшка садится в машину, а мы стоим с пакетами наготове. Отдавать их батюшке нельзя — он тут же всё раздаст. А келейница едва не плачет — с таким трудом собрала деньги на дорогу, но явились к батюшке спозаранку горемычные беженцы, и ни копейки теперь нет. Наконец машина трогается, и мы бежим рядом с машиной, вбрасывая в неё пакеты. А вдогонку машине несётся слёзный женский вопль: