Апокрифы древних христиан

Поэтому думается, нет оснований применительно к «Грому» говорить о «фундаментальной дуалистической перспективе гностика» [309] MacRae G. Op. cit. P. 121. . Вырисовывается иная картина. Двойственность мира человеческих ценностей, которую в их единстве до поры до времени не воспринимают люди, отвечает реальности первого уровня, в котором являет себя божество. Эта реальность существует, покуда она не осознана. С ее осознанием, ее «заклинанием» появляется возможность перехода к реальности иного уровня, открываемой «отрезвленными» людьми.

Единство задается памятнику не только говорящей, но и людьми, на первом уровне — ошибающимися, наставляемыми, прозревающими и на втором — обретающими жизнь.

Единство сообщает «Грому» и тема знания (незнания), пронизывающая его. Самоопределения держащей речь должны помочь слушателям узнать себя. Это все та же властно заявляющая о себе в гностических документах, основная для Апокрифа Иоанна тема знания как самопознания. Напоминающий заклинание, текст подчинен тому, чтобы направить людей, раскрыть цельность того, что в их сознании разобщено и противоречиво, перевести их на новую ступень восприятия — реальности. В этой преобразующей читателя установке памятника своеобразно отражается его социальная природа.

Если попытаться кратко определить суть и пафос памятника, думается, можно сказать следующее. Это очень далеко простирающаяся, образно выраженная мысль о единстве во множестве онтологических, гносеологических, социальных, культурных противоположностей. Причудливое сочетание в тексте кусков, явно имеющих разные истоки, переплавка этого разнородного материала в одном горне, приравнивание многообразных образов и понятий друг другу — в духе поздней античности, поклонения тысячеименной Исиде, стремления Филона Александрийского сблизить Платона и Библию, обращения христианских богословов к античной мифологии и философии и т. д. Эти явления принадлежат эпохе, когда памятник мог существовать и был переписан в собрание рукописей Наг–Хаммади.

Что же касается этого собрания, «Гром» не одинок там. Божество, от имени которого ведется речь в документе, в некотором смысле сродни Софии Эпинойи из Апокрифа Иоанна. Разумеется, можно говорить лишь о каких–то чертах сходства, подсказанных неоднородностью этого образа, совместившего в себе знание и незнание. Другой памятник из собрания иного характера, чем Апокриф Иоанна, — «Толкование о душе», где влияние христианских идей весьма ощутимо, также напоминает «Гром» мучающейся своим падением и раздвоенностью главным действующим лицом произведения — душой. Несомненная близость, отмеченная всеми комментаторами, есть у отрывка из «Грома» с двумя текстами из второго сборника Наг–Хаммади — пятым и четвертым. Как ни далеки могут быть по своему происхождению эти памятники, для определенного уровня сознания, в большей или меньшей степени окрашенного влиянием гностического умонастроения, для составителей сборников, их заказчиков и читателей они обладали известным единством. Недаром в шестом сборнике вместе с «Громом» оказалось несколько памятников, близких христианской традиции, а также герметических, не говоря об отрывке из «Государства» Платона. В этом пестром наборе издателями английских переводов в аннотациях к текстам было справедливо отмечено влияние гностического мировосприятия в идеях и образах [310] The Nag Hammadi Library in English. P. 265, 278, 285, 290, 292, 298, 300. .

Упоминая о связях «Грома», как феномена позднеантичной культуры, с документами, близкими по времени, не стоит забывать о жизни выраженных в нем мыслей в будущем — даже таком отдаленном, как Возрождение. Пусть мифологизирована речь памятника и ведет ее некое женское божество, эта речь отстаивает то единство мира, которое со временем вдохновит и Фичино, и Джордано Бруно, и многих других.

(1)Гром. Совершенный Ум.

(2)Я послана

(3)Силой. И я пришла к тем, кто

(4)думает обо мне. И нашли меня

(5)среди тех, кто ищет меня.

(6)Смотрите на меня те, кто думает обо мне!

(7)Те, кто слушает, да слышат меня!

(8)Те, кто ждал меня, берите меня

(9)себе. И не гоните меня

(10)с ваших глаз!

(11)И не дайте, чтобы ваш голос

(12)ненавидел меня, ни ваш слух!

(13)Да не будет не знающего меня

(14)нигде и никогда! Берегитесь,

(15)не будьте не знающими меня!

(16)Ибо я первая и последняя. Я

(17)почитаемая и презираемая.

(18)Я блудница и святая.

(19)Я жена и

(20)дева. Я мать

(21)и дочь. Я члены тела

(22)моей матери. Я неплодность,

(23)и есть множество ее сыновей. Я

(24)та, чьих браков множество, и

(25)я не была в замужестве. Я облегчающая роды

(26)и та, что не рожала. Я

(27)утешение в моих родовых муках. Я

(28)новобрачная и новобрачный.

(29)И мой муж тот, кто

(30)породил меня. Я мать

(31)моего отца и сестра моего

(32)мужа, и он мой отпрыск.

(33)Я раба того, кто

(34)приготовил меня. Я госпожа

[14]

(1)моего отпрыска. Но он тот, кто породил меня

(2)до времени в род

(3)рождения. И он мой отпрыск

(4)во времени, и моя сила

(5)от него. Я опора

(6)его силы в его детстве, [и]

(7)он посох моей

(8)старости. И что он желает,

(9)случается со мной. Я молчание,

(10)которое нельзя постичь, и мысль,

(11)которой вспомятований множество.

(12)Я глас, который многогласен,

(13)и слово, которое многовидно.

(14)Я изречение

(15)моего имени. Почему те, кто ненавидит меня,

(16)вы, кто любит меня, и

(17)вы ненавидите тех, кто любит меня?

(18)Вы, кто отвергает меня, признаете

(19)меня! И вы, кто признает

(20)меня, отвергаете меня! И вы, кто говорит

(21)правду обо мне, лжете обо мне! И

(22)вы, кто солгал обо мне, говорите правду обо мне!

(23)Вы, кто знает меня, станете

(24)не знающими меня! И те, кто не

(25)знал меня, да познают они меня!

(26)Ибо я знание и

(27)незнание. Я

(28)стыд и дерзость.

(29)Я бесстыдная, я

(30)скромная. Я твердость и

(31)я боязливость. Я война

(32)и мир. Почитайте

(33)меня! Я презираемое

(34)и великое. Почитайте мою