Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Между тем богословы изобрели еще одно подкрепление своих шатких и вредоносных доктрин. Вы, конечно, не раз слышали о предопределении и милости; страшные слова! - они даже и среди нас иной раз вызывают споры, которые были бы недостойны разумных существ, если бы христиане не сочли своим прямым долгом отречься от разума; и, тем не менее, эти споры и столкновения имеют весьма плачевные последствия для общества. Удивляться этому нечего: ложные или темные доктрины, из которых исходят богословы, должны неизбежно приводить к раздорам; мы могли бы оставаться совершенно равнодушными к этим богословским спорам, если бы им не придавалось значение, которого они не заслуживают.

Учение о предопределении предполагает, что бог в своих вечных решениях предусмотрел особые милости для некоторых своих избранников и любимцев,милости, благодаря которым эти фавориты имеют возможность" угождать богу и достичь вечного блаженства, в то время как основная масса человечества приговаривается к погибели и не пользуется никакой особой благодатью, чтобы заслужить царство небесное. Достаточно хотя бы вкратце изложить эту доктрину, чтобы понять всю ее абсурдность. Она делает из бога - существа совершенного и всеблагого - пристрастного тирана, который сотворил большую часть людей лишь для того, чтобы превратить ее в игрушку, в жертву своих капризов; эта система предполагает, что бог карает свои творения за то, что они не восприняли его благодати, которою он сам же не пожелал их одарить; эта доктрина наделяет бога такими отвратительными чертами, что богословам приходится признать все, что они наболтали по этому вопросу, глубочайшей тайной, которую не в состоянии постичь человеческий ум. Однако, если человек не создан для того, чтобы попытаться приподнять покров с этой ужасной тайны, то есть разоблачить вопиющую бессмыслицу, выдуманную богословами ради того, чтобы объяснить пути божьи, либо попытаться скрыть чудовищную несправедливость божества и примирить ее с бесконечной божественной благодатью, то по какому же праву требуют они от нас преклонения перед этой тайной, по какому праву заставляют верить в нее, вынуждают подписываться под мнением, подрывающим самые основы божественной благости? И как могут они рассуждать о догме и с ожесточением оспаривать положения, в которых они, по собственному признанию, ничего не понимают?

Чем больше будете вы исследовать религию, тем больше найдете поводов убедиться в том, что так называемые тайны богословов - не что иное, как камни преткновения, о которые сами же они спотыкаются, не будучи в состоянии связать концы с концами и разобраться в бессмыслице, к которой неизбежно приводят их ложные положения. Само слово "тайна" ничего нам не говорит; глубокомысленные же богословы сами ничего не смыслят в вещах, о которых они нам непрестанно толкуют; они придумывают слова, так как не в состоянии объяснить вещи, и именуют тайнами все, что понимают не лучше нас.

Все религии мира основываются на предопределении; все откровения, как вы уже могли заметить, основываются на том возмутительном положении, по которому провидение оказывается жестокой и несправедливой мачехой, пристрастной к собственным детям в ущерб чужим.

Религии делают бога тираном, наказующим неизбежные проступки, которым сам он потворствовал. Эта догма, послужившая основой всему язычеству, осталась и главным стержнем христианской религии, божество которой вызывает такую же ненависть и отвращение, как и самые отталкивающие божества идолопоклонников. Нет ничего удивительного, если с такими принципами этот бог внушает всем своим последователям страх и ужас; одной мысли о таком боге достаточно, чтобы ошеломить воображение и побудить человека к самым опасным безумствам.

Чтобы оправдать бога от обвинения в якобы кажущейся и временной его несправедливости, богословы придумали догмат загробной жизни. Они утверждают, что богу нравится испытывать на земле даже своих любимцев с твердым намерением сторицей вознаградить их в будущей жизни. Но, как я, кажется, уже говорил, испытание, которому бог подвергает своих лучших детей, или доказывает его несправедливость, хотя бы и временную, или опровергает его всеведение. Если бог всеведущ и ему открыты самые сокровенные уголки человеческого сердца, зачем ему испытывать свои создания? Если он решил их поддержать и оказал им милость, разве он не уверен, что они никогда не согрешат? Если же бог несправедлив и жесток, значит он и непостоянен и может хотя бы на некоторое время изменить своему характеру, а следовательно - и изменить своей божественной сущности, которая должна бы быть нерушимой. Что подумали бы мы о государе, который временно подверг своих фаворитов самому жестокому и незаслуженному обращению, чтобы их испытать, и который полагал бы все загладить, осыпав их в дальнейшем величайшими милостями? Разве не показался бы нам такой властелин злым, взбалмошным и жестоким? А между тем этого недоверчивого и подозрительного властителя еще можно бы понять и извинить, если бы он в собственных интересах подверг некоторому искусу своих слуг, желая испытать их преданность. Но это никак не применимо к всезнающему и всемогущему богу, которому в силу этих свойств нечего опасаться своих созданий. Мы видим, таким образом, что богословы заставляют бога играть странную - ребячливую, недостойную роль, когда утверждают, что он испытывает своих слуг, принуждая их безвинно страдать в этом мире в чаянии награды в мире ином. Богословы не поскупятся, конечно, на доводы, оправдывающие такое поведение бога; но это опять-таки будут указания на божественное всемогущество, на абсолютную власть над человеком, перед которым бог не обязан отчитываться в своих действиях, и мы снова, как всегда, убедимся, что богословие, желая оправдать бога, делает из него деспота и тирана, то есть самого ненавистного из повелителей.

Остаюсь и так далее.

ПИСЬМО ПЯТОЕ.

(О бессмертии души и о догме загробной жизни).

Итак, сударыня, мы подошли к рассмотрению догмата будущей жизни, согласно которому полагают, что, заставив людей пройти через искушения, испытания и превратности земного существования, бог вознаграждает их или наказывает в жизни загробной в зависимости от того заслужат ли они его любовь или гнев. Эта догма - одна из основных в христианском вероучении утверждается на множестве принципов и предположений, в полной абсурдности которых и несовместимости с представлениями той же религии о божестве мы уже убедились. Действительно, эта догма предполагает, что человек в состоянии оскорбить или ублаготворить повелителя вселенной, повлиять на его настроение, разжечь его гнев, огорчить его сопротивляться его воле, не подчиняться его власти. Эта догма предполагает свободу человека - принцип, который мы только что нашли несовместимым с благостью, справедливостью и всемогуществом бога. Она предполагает, что богу необходимо испытать свои творения и заставить их, так сказать, пройти известный искус, чтобы определить их дальнейшую судьбу. Догма эта предполагает, что бог, сотворивший человека для счастья, бессилен сразу же наставить его на путь к вечному блаженству. Она предполагает, что человек переживает самого себя и после смерти будет в состоянии думать, чувствовать, действовать, как и при жизни. Одним словом, она предполагает бессмертие души; эта догма была неизвестна законодателю иудеев, ни разу не обмолвившемуся о ней народу избранному самим богом; во времена же Иисуса Христа в Иерусалиме к этой догме относились по-разному; одни ее допускали, другие отвергали; сам же мессия, пришедший наставлять народы на путь истинный, ничего определенного по этому вопросу не высказал; эта догма, невидимому, зародилась в Египте или Индии, еще до возникновения иудейской религии, а евреям стала известна только после того как они познакомились с языческой философией и доктринами Платона (1).