Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Нам, конечно, скажут, что вера или способность верить в невероятные вещи есть дар божий и что такую веру может почувствовать лишь тот, кто удостоен этой милости. Тогда я отвечу, что человеку следует терпеливо ждать, когда бог соблаговолит наделить его этой способностью, о которой мы не имеем представления, потому что ни легковерие, ни глупость, ни безрассудство не могут считаться благодатью, ниспосланной богом, олицетворяющим разум. Если бог бесконечно мудр, ему не может льстить поклонение невежд и глупцов; если бы вера была божественной благодатью, она, очевидно, представляла бы собой способность видеть вещи другими, чем они есть на самом деле или чем их создал бог; сотворенный богом мир, вся природа оказалась бы только миражем, не соответствующим никакой реальности. Чтобы поверить, что Библия - творение божье, человек должен отказаться от всех представлений, которые он составил о боге; чтобы поверить, что один бог заключает в себе трех богов и что три бога составляют одного, надо пренебречь всеми законами разума и признать, что мы не можем опираться на очевидность в здешнем мире.

Итак, сударыня, мы вправе подозревать, что так называемая божья благодать, или сверхъестественный дар, в действительности лишь глубочайшее ослепление, безрассудное легковерие, рабское подчинение чужим убеждениям, тупое невежество, заставляющее нас без критики принимать на веру слова священников; именно эти свойства и заставляют нас присоединиться к мнениям людей, так же, как и мы, мало убежденных в реальности того, во что они верят. И, наконец, людей, непрестанно внушающих мысль о необходимости добродетели, способной извратить наши самые простые и ясные представления о добре, мы можем без большого риска заподозрить в намеренном ослеплении человека и в заведомой лжи.

Только такой вывод мы, действительно, и можем сделать из поведения наших священников; эти пастыри очень скоро забывают, что сами убеждали нас, будто вера - дар божий, выражение его благодати, которою он по капризу наделяет того, кто ему понравится, и которой лишает неудачника; забыв об этом, они набрасываются на тех, кого бог не удостоил веры, проклинают их и, если могут, прилагают всяческие усилия к их истреблению. Таким образом выходит, что еретики и неверующие оказываются в ответе за то, что они не удостоились благодати; в этом мире их наказывают, так как бог лишил их способов и средств проникнуть в лучший мир. Недостаток веры - это в глазах священников и святош самое тяжкое преступление; именно за отсутствие веры безумные и непоследовательные люди подвергали себе подобных самым жестоким, бесчеловечным преследованиям и пыткам; ведь вам должно быть известно, сударыня, что в тех странах, где церковь пользовалась наибольшим авторитетом, людей, не обнаруживавших требуемой дозы этой добродетели, с величайшим милосердием сжигали на кострах.

Если мы поинтересуемся причинами столь несправедливого и безрассудного поведения, нам скажут, что вера - самая необходимая добродетель, что она имеет огромное значение для нравственности, что человек, не имеющий веры,человек дурной и опасный. Но от человека ли зависит иметь или не иметь веру? Может ли человек быть господином своих мыслей? Разве от нас зависит находить бессмысленным то, что наше суждение признает противоречащим разуму? Разве мы были в состоянии в детстве воспротивиться тем впечатлениям, представлениям и мыслям, которые внушали нам родители и учителя? И, наконец, существует ли человек, который мог бы похвастать истинной верой или полным убеждением в непостижимых тайнах и невероятных чудесах, преподносимых нам религией?

А в таком случае, каким же образом вера может улучшить нравы? Если вера основывается только на словах, а не на действительном убеждении, какую же роль могут играть божественные добродетели в жизни общества? А если все-таки допустить возможность истинной веры, то какая связь может быть между темными и никому не понятными идеями и очевидными обязанностями, возлагаемыми на каждого человека его разумом, его прямыми интересами и благом всего общества? Неужели же для того, чтобы осознать свой долг быть справедливым, добрым и терпимым, мне так уж необходимо веровать в троицу, в вочеловечение Христа и евхаристию, во все басни Ветхого завета? Разве дикие события, описываемые Библией и столь противоречащие всем представлениям, которые я должен бы иметь о боге, исполненном справедливости, мудрости и благости, не способствуют в гораздо большей мере развитию во мне пороков, чем добродетелей? И неужели же потому, что я не чувствую пользы и смысла непонятных мне таинств или странных и обременительных обрядов, предписываемых религией, я могу оказаться менее достойным гражданином, чем те, кто преследуют, пытают и истребляют людей, имеющих несчастье думать и мыслить иначе, чем они? Не естественнее ли и не очевиднее ли предположить, что человек, якобы обладающий живой верой и слепо убежденный в вещах, противных разуму, должен быть и более безрассудным и более злым, чем человек, чуждый роковым предубеждениям? Неужели же человек, порабощенный священниками и в угоду им заглушивший в себе голос разума и природы, готовый якобы по приказу их бога на любое преступление, нужнее и полезнее обществу, чем человек, отказывающийся верить, что бог мог требовать преступлений и злодейств?

Мне скажут, что вера нужна для морали, что без нее у нас нет достаточного побуждения воздерживаться от преступлений и оставаться верными добродетели, требующей иногда тяжелых жертв. Одним словом, нас станут уверять, что без убеждения в существовании бога - мстительного и злопамятного - ничто в этом мире не может заставить людей выполнять долг.

Вы, конечно, чувствуете, сударыня, всю лживость этих претензий, придуманных священниками, уверяющими нас, что религия насущно необходима обществу. Чтобы их опровергнуть, достаточно вспомнить об истинной природе человека, о его естественных интересах, о целях всякого общества. Человек существо слабое, каждую минуту нуждающееся в помощи и поддержке. Для самосохранения и для того, чтобы быть приятным окружающим, человек может заинтересовать в собственном существовании других людей только в зависимости от своего к ним отношения; поведение, привлекающее к нему интерес и симпатии общества, называется добродетельным; поведение, отталкивающее общество, называется преступным; то же поведение, которое вредит самому человеку, называют порочным. Таким образом, человеку стоит взглянуть на самого себя, чтобы понять, что его счастье зависит от его поведения по отношению к другим людям, что его даже самые тайные пороки могут привести к гибели, что его преступления неизбежно вызовут к нему отвращение и презрение окружающих, которые со всей очевидностью необходимы ему для собственного же счастья. Одним словом, воспитание, общественное мнение и законы скорее научат человека его обязанностям, чем иллюзорные представления религии.