Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Надо любить бога превыше всего, а следовательно, его надо предпочитать своим ближним. Мы всегда принимаем к сердцу все, что касается тех, кого любим, и поэтому каждый истинный христианин не может не проявлять религиозного рвения и, если это нужно, даже не может не уничтожать своих ближних, когда эти ближние своими делами или помыслами оскорбляют бога. Равнодушие в таких обстоятельствах считается преступлением; если человек искренне любит бога, он должен со всей горячностью защищать божьи интересы, и в таких делах вряд ли можно ставить какие-либо границы этой горячности. Этими-то абсурдными представлениями и оправдывались все преступления, все крайности и безумства, которые во все времена совершались на земле из религиозного рвения. Безумные фанатики, одурманенные священниками, ненавидели друг друга, преследовали, душили; они считали своим долгом мстить за всемогущего бога; они воображали, что богу, всеблагому и милосердному, доставляет наслаждение наблюдать братоубийство; они в своем безумии верили, что, защищая интересы священников, защищают дело самого бога. Другими словами, на основании догм, противоречащих всему тому, что сама же религия нам говорит о божестве, священники во все века возмущали народы и заставляли их преследовать и уничтожать врагов церкви. Под предлогом отмщения за всемогущего священники изобрели способ мстить за самих себя, не подвергаясь ни ненависти, ни позору, которых заслуживали их жестокости и бесчеловечность. Во имя бога, владыки природы, они заглушили в человеке голос природы; во имя бога всеблагого они вселили в людей злобу и ненависть; во имя бога милосердного они навеки запретили прощать.

Таким образом, сударыня, религиозное рвение, благочестие, неизбежно проистекающее из любви к богу, стало испокон веков источником самых страшных потрясений на земле. Христианский бог, как и римский Янус (1), имеет два лица: то нам представляют его добрым, то он пышет местью, жестокостью и злобой. К чему же ведет такая двуликость? Христиане гораздо больше напуганы страшным образом своего бога и значительно меньше полагаются на его благость; они опасаются его капризов, считают его способным на измену, воображают, что самый верный способ доказать богу свое рвение - это мстить за него; они убеждены, что злой господин не может не быть доволен, когда слуги ведут себя так же, как он сам, и что он никогда не покарает их, до каких бы крайностей они ни довели свою мстительность в отношении тех, кто осмелился оскорбить их хозяина.

Из всего сказанного, сударыня, вы можете заключить о тех пагубных последствиях, к которым могут привести любовь к богу и вытекающее из нее благочестие. Если такую любовь и можно назвать добродетелью, то она, конечно, выгодна и приносит добро только самим священникам, которые одни вправе возвещать народам гнев божий; которые одни только и пользуются дарами и почестями, приносимыми богу; которые одни могут судить о том, что угодно и что не угодно богу; которым одним известно, чего требует бог от человека и в каких случаях следует мстить за нанесенные ему обиды. Только священники заинтересованы в том, чтобы внушать страх перед богом и его жестокостью, чтобы порабощать людей; только они нашли способы удовлетворять собственную мстительность и страсти, изображая мстительным и жестоким бога, искореняя в людях какую бы то ни было человечность и терпимость, внушая им безумную злобу и ненависть, толкая их на преследования и преступления, приводившие во все времена к самым невероятным потрясениям в христианских странах.

В соответствии с мрачными доктринами своей религии христиане обязаны ненавидеть и преследовать всех, на кого им укажут как на врагов господних; как только они проникаются превыше всего любовью к строгому, мгновенно раздражающемуся по любым пустякам владыке, которого могут оскорбить даже невольные, безотчетные помыслы и мнения человека, они считают себя обязанными выказывать рвение, поднимать споры и ссоры, мстить за своего повелителя, как подобает мстить за божество, то есть проявлять беспредельную жестокость. Такое поведение - неизбежное следствие тех возмутительных представлений о боге, которые внушаются нам священниками. Таким образом, истинный христианин неизбежно должен быть нетерпим ко всем инакомыслящим. Правда, что в теории христианство проповедует снисходительность, терпимость, согласие и мир; но на практике христиане проявляют эти добродетели только тогда, когда не обладают достаточной властью, чтобы дать волю своим разрушительным страстям. В действительности христиане обнаруживают чувства, свойственные всякому человеку, только по отношению к своим единомышленникам, к единоверцам, и выказывают большее или меньшее отвращение ко всем, кто не принимает вслепую богословских рассуждений священников. Мы наблюдаем, как даже самые мягкие и самые честные люди бесчеловечно относятся ко всякому, кто принадлежит к другой секте; господствующая религия (то есть та, которую исповедует государь или которая пользуется покровительством власти) повсюду либо уничтожает все другие секты, либо в лучшем случае дает им почувствовать свое превосходство, применяя для этого весьма стеснительные, оскорбительные и возмутительные меры. Очень часто государи в угоду церкви восстанавливают против себя своих самых верных подданных и навлекают на себя ненависть, которая должна бы быть| направлена против священников, по чьему наущению действует правительство.

Одним словом, сударыня, мы нигде не видим искренней терпимости; священнослужители разных сект внушают своим последователям ненависть друг к другу с детства и разжигают рознь на почве богословских вопросов,! Которых никто и никогда не постигнет. Вы нигде не увидите, чтобы церковь, пользующаяся влиянием, проповедовала терпимость; всех же, кто попробует заикнуться о терпимости, она обвинит в равнодушии к ее делу, заподозрит в неверии, в тайной вражде, в предательстве. В шестнадцатом веке Сорбонна (1) признала еретиками всех, кто утверждал, что еретиков не надо сжигать. Если свирепый святой Августин 2 и проповедовал иногда терпимость, мы знаем, что этот отец церкви изменил свои убеждения, как только глубже проник в тайны церковной политики, для которой терпимость мало пригодна. Преследования действительно нужны священникам затем, чтобы прикрывать ими жадность, честолюбие, спесь и упорство. Церковь стремится к расширению своей власти, к умножению своих рабов; она старается опорочить всех, кто не подчиняется ей, кто не испытывает должного трепета перед ее безапелляционными постановлениями.

Вот почему наши богословы придают такое большое значение смирению, также возводимому ими в степень добродетели. Нельзя, конечно, отрицать, что мягкость, скромность, почтительность - качества весьма достойные и полезные для общества; люди надменные и наглые мало привлекательны и не пользуются симпатиями общества; они нас отталкивают, они неизбежно оскорбляют самолюбие людей, которым приходится с ними общаться; однако скромность и деликатность, обеспечивающие нам хорошее отношение друзей и знакомых, ничего не имеет общего с христианским смирением. Под христианским смирением подразумевается презрение человека к самому себе, пренебрежение к мнениям ближних; человек должен отказаться от собственного разума и слепо подчиняться непререкаемой мудрости своих духовных отцов; пожертвовать ради них истинами, очевидными и убедительными для его разума.