Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Если бы вместо того, чтобы душить разум, люди научились его совершенствовать; если бы, вместо того, чтобы пичкать нас ложью, нам преподавали истину; если бы вместо сверхъестественной морали нам проповедовали мораль человеческую, основанную на реальном опыте, не было бы надобности ни в каких выдуманных побудителях, ни в устрашающих баснях, чтобы мы почувствовали и признали всю необходимость добродетели. Каждым легко может убедиться, что его собственное счастье целиком зависит от его поведения, от соблюдения всех пред писаний морали. Если он женат, он поймет, что ради собственного счастья надо быть заботливым, надо с любовью и нежностью относиться к подруге своей жизни, с которой судьба свела его, чтобы делить все радости и печали; по друга же его, сообразуясь с собственными насущными интересами, поймет, что она должна запретить себе все, что может омрачить ее супруга и отнять или поколебать его уважение, его доверие, его чувства к ней. Отцы и матери поймут, что их дети должны стать впоследствии их утешителями и опорой их старости и что поэтому они насущно заинтересованы в том, чтобы с малолетства внушать им те чувства, благодетельными плодами которых хотели бы сами воспользоваться. Дети же, как только научатся рассуждать, поймут, как важно для них заслужить любовь родителей, как важно оказывать им все знаки благодарности, которых они впоследствии будут вправе ожидать и от своего потомства. Хозяин поймет свои обязанности по отношению к слугам; он узнает, что для того, чтобы ему преданно служили, он должен быть заботлив, добр и снисходителен; слуги же не смогут не признать, что они заинтересованы в благополучии, процветании своего хозяина, что их прямая выгода - заслужить расположение хозяина, от которого зависят. Человек поймет, как ему нужно сердце друга, и ради собственного же счастья постарается вызвать и развить дружеское к себе отношение. Члены всякой семьи сочтут необходимым поддерживать между собой связь, диктуемую самой природой, чтобы совместно противостоять беде и общими усилиями стремиться к благополучию. Члены любого сообщества, если они сознают его цель, поймут, что ради этой цели надо честно и добросовестно выполнять взаимные обязательства. Каждый по собственному разумному побуждению заметит, что его судьба связана с судьбой всей нации, что он необходимо участвует в ее процветании и разделяет ее бедствия. Следовательно, каждый поймет, насколько он заинтересован в том, чтобы по мере своих сил и способностей в той или иной области преданно служить своей стране; он поймет, что всякий, наносящий ущерб его стране, - человек опасный и что враг государства неизбежно оказывается врагом и каждого подданного.

Проще говоря, всякий человек, который захочет поразмыслить о самом себе, будет вынужден признать, что добродетель необходима для его же собственного счастья. Он увидит, что справедливость должна быть основой всякого общества, что добродетель неизбежно вызывает симпатии и любовь и что всякий, кто не враг себе, будет стремиться их заслужить; человек поймет, что он нуждается в уважении своих собратьев; что он должен ревниво относиться к собственной репутации; что слабое существо, которое ежеминутно подстерегают опасности и несчастья, должно в собственных же интересах проявлять сострадание и человечность к своим ближним, должно оказывать им помощь, в которой оно само в любую минуту может испытать нужду.

Стоит нам лишь подумать о том, какие последствия влекут за собой человеческие страсти, и мы почувствуем всю необходимость подавлять эти страсти, чтобы избавить себя от иной раз уже бесполезного раскаяния, от укоров совести и их неизбежных горьких плодов. Минутного размышления достаточно, чтобы сознать все опасности, которыми чревата человеческая злоба, все роковые последствия мстительности, клеветы и злоречия. Каждому нетрудно заметить, что, дав волю своим желаниям, он неизбежно становится врагом общества; в таком случае законы должны сдержать всякого, кто, невзирая на доводы собственного разума, не посчитался бы со своими внутренними побуждениями, долженствующими удержать его от дурного поступка.

Мне скажут, что если человек несвободен в своем поведении, то он не может сдерживать свои страсти, а поэтому закон не вправе его наказывать. Я отвечу, что если человек необходимо должен делать зло, то окружающие его люди со всей необходимостью должны его ненавидеть за то зло, которое он им причиняет, и что общество ради самосохранения и собственного благополучия имеет все права устранить человека, по необходимости приносящего ему вред. Неизбежные проступки человека необходимо вызывают ненависть всех, кто испытывает последствия этих проступков.

Если человека, считающегося с собственным разумом, совершенно реальные и веские причины побуждают делать другим добро и воздерживаться от зла, то он имеет не менее сильные стимулы к сопротивлению своим склонностям, ведущим к пороку. Опыт не может не показать ему, что рано или поздно он сам становится жертвой собственных проступков; нет порока, который не заключал бы в себе собственного возмездия. А если так, то из чувства самосохранения, из осторожности всякий здравомыслящий человек никогда не даст воли своим порочным наклонностям; он поймет всю необходимость сдерживать себя в наслаждениях; он оценит трезвость и целомудрие; всякий же, отказавшийся признать эти истины, неизбежно поплатится здоровьем и повлечет за собой презрение общества, и избавит его от этого только смерть.

Неужели, сударыня, нужно какое-то особое, божественное откровение, чтобы почувствовать всю непререкаемую истинность такой морали? Неужели нужно уноситься в заоблачное будущее в поисках шатких, мнимых оснований для того поведения, которого мы должны придерживаться в этом мире? Не достаточно ли простого желания счастья и чувства самосохранения, чтобы почесть себя обязанным воспользоваться теми средствами, без которых невозможно достичь этой цели, общей всем разумным существам? Всякий, стремящийся к гибели и обрекающий себя на бедственное существование, всякий жертвующий своим истинным и прочным счастьем ради минутных наслаждений безумец или ветреник, не дающий себе труда подумать о своих насущных интересах.

Если такие ясные и естественные принципы этой человечной морали до сих пор не признавались, то в этом опять-таки повинна только религия. Религиозные представления- темные, мистические, противоречивые - сделали из наиболее очевидной и доказуемой морали мораль непостижимую, таинственную, шаткую и никому не нужную. В руках наших священников мораль превратилась в не поддающуюся решению загадку. Вместо того, чтобы вывести наши обязанности из природы самого человека, они поставили их в зависимость от блага, которого не в состоянии постичь человеческий ум; они пытаются найти в небе опору для здания, сооружаемого на земле; они хотят управлять нашей нравственностью в согласии с двусмысленными, никчемными, противоречивыми откровениями, ввергающими нас в страдания и беды. Священники решили, что их моральная система, будет прочнее и неколебимее, если отдаленные кары и награды за несоблюдение или выполнение ее предписаний они возложат на самого бога. Их безумие дошло до утверждения, что человек будто бы не должен любить себя, что, наоборот, он должен себя ненавидеть, что для своего будущего счастья он должен отказаться от всяческого счастья на земле.