Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

В Ветхом завете бог как бы сводит всю иудейскую мораль лишь к пунктуальности, с которой должны выполняться его педантичные пустые предписания; он требует от народа Израиля выполнения и соблюдения всякого рода ритуалов, церемоний и обрядов; и в награду за скрупулезное и тщательное выполнение этих, так сказать, обязанностей он позволяет совершать самые ужасные преступления. Добродетели, заповедуемые сыном божьим в Новом завете, действительно отличаются от тех, которым придавал в свое время такое огромное значение бог-отец; бог Нового завета противоречит ветхозаветному богу иудеев: сын божий заявляет, что ему не нужно ни жертв, ни даров, ни обрядов; он заменяет их теми сверхъестественными добродетелями, бесполезность, невыполнимость и несовместимость которых с благополучием человека, живущего в обществе себе подобных, я вам уже доказал. Вместе с тем сын божий противоречит сам себе не меньше, чем его отец; он то и дело отменяет все, что только что сам установил; в дальнейшем отцы церкви в свою очередь отменили многие евангельские принципы. Ведь священники беспрекословно слушаются своего бога только в тех случаях, когда божественные заповеди согласуются с их выгодами. Выгодны им в данный момент преследования - и им кажется, что бог повелевает им истреблять нечестивых и силой сгонять званых на пир, то есть в лоно правоверной церкви. Подвергаются преследованиям они сами - тогда их бог немедленно налагает запрет на всяческое насилие. Кажется им, что религиозные обряды прибыльны и, несмотря на ясно высказанное Иисусом Христом неодобрение всяких жертвоприношений, ритуалов и церемоний, они заставляют народы выполнять эти ритуалы и церемонии, придумывают множество новых обрядов и принуждают человека ради этого пренебрегать самыми насущными обязанностями перед обществом. Иисус запретил мстить за него, священники же находят, что бог-отец потребовал жестокого возмездия за своего сына. Иисус заявил, что царство его не от мира сего, и проповедовал отказ от богатства, а его священники изыскивают в Ветхом завете всяческие поводы и оправдания для того, чтобы покорить мир, оспаривать власть у государей, узурпировать в этом мире права самой неограниченной деспотии, самого разнузданного произвола. Одним словом, если мы и найдем в Библии несколько моральных советов, здравых и полезных, то наряду с ними та же Библия оправдывает самые бесчеловечные жестокости.

Таким образом, в христианской религии мораль всецело зависит от произвола, страстей и выгод священников; ее принципы никогда не могут быть сколько-нибудь устойчивы и зависят от обстоятельств; бог, представителями и комментаторами которого почитают себя священники, предписывает только то, что им в данную минуту выгоднее и удобнее, и никогда им не противоречит; по прихоти священников он то и дело меняет свои приговоры; одни и те же поступки этот бог то одобряет, то осуждает; за одно и то же поведение то награждает, то карает; что сегодня в его глазах - преступление, то завтра добродетель, и что сегодня - добродетель, то завтра - порок.

Что же следует из всего этого? Что христиане никогда не уверены в собственных моральных принципах; что эти принципы непрестанно меняются в соответствии с политикой духовенства; священники, завладевшие человеческой совестью при помощи угроз и террора, заставляют закрывать глаза на все противоречия и, как только дело касается религии, впутывают самых честных людей в вопиющие злодеяния; таким образом, веруя в бога, проповедующего любовь к ближнему, христиане с детства привыкают с ненавистью относиться к еретику и готовы ему всячески вредить только потому, что он не подчиняется воле их духовных пастырей. Поэтому, веруя в бога, призывающего любить врагов и прощать оскорбления, христиане ненавидят и преследуют врагов своих священников, с лихвой воздавая за все будто бы нанесенные им обиды. Поэтому, веря в бога правого, непрестанно прославляя его благость, христиане по первому знаку своих духовных отцов совершают несправедливости и жестокости, гордятся тем, что могут подавить в себе голос природы и разума и попрать законы человечности.

Одним словом, в голове каждого христианина неизбежно смешаются и искажаются все представления о праве и насилии, о добре и зле, о благости и жестокости. Деспотический священник распоряжается во имя бога самой природой человека. При звуке его властного голоса разум немеет, а истине приходится скрываться; зато невозбранно разыгрывается воображение человека, и он всецело отдается фанатизму и безумию, якобы ниспосланным ему свыше. В ослеплении он пренебрегает своими самыми священными обязанностями и почитает себя добродетельным, попирая все лучшие склонности своей души. Чувствует ли при этом человек угрызения совести? Если и чувствует, то духовник быстро примиряет его с совестью, предписывая несколько ничуть не обременительных обрядов, долженствующих снискать ему божественную милость. Чувствует ли он, что был несправедлив, что ограбил и обокрал своего ближнего? Но ведь он может все эти проступки искупить, пожертвовав церкви награбленные богатства или щедро раздавая милостыню и подарки в награду за праздность ее служителей и за молитвы об отпущении его грехов. Священник никогда не упрекает человека в несправедливости, жестокости и преступлениях, совершенных на пользу церкви и ради благоденствия ее служителей; наименее простительными проступками оказываются всегда те, которые приносят ущерб интересам духовенства. Выказать неверие и непослушание священникам - преступление самое страшное, именуемое грехом против духа святого и неискупимое ни в этом мире, ни в мире ином; небрежение к вещам, которые сообразно с выгодами духовенства следует уважать и почитать, рассматривается как богохульство и кощунство. Эти громкие и маловразумительные слова способны, конечно, привести в ужас невежественную толпу. Страшное слово "кощунство" означает любое покушение на личность, достояние и священные права духовенства. Пренебрежение какими-нибудь бессмысленными обрядами раздувается в настоящее преступление, более тяжкое, чем самые пагубные проступки по отношению к человечеству. За верность религиозному культу священник с легкостью простит своему покорному рабу любые пороки, любой разврат, любое, даже самое вопиющее преступление. Вы видите, сударыня, что христианская мораль не имеет иной цели, кроме благополучия духовенства. Не будем поэтому удивляться, если оно пожелало быть единственным судьей и господином в этом вопросе, если оно признало ложными и порочными все добродетели, не сообразующиеся с его божественными доктринами. Христианская мораль, как это очевидно, имеет целью только ослепить людей, помрачить их разум, сделать их малодушными трусами, лишить их достоинства, мужества, заставить их ненавидеть и презирать самих себя, оторвать их от земли, на которой они живут, и обратить к небу. При помощи такой морали священники превратились в этом мире в самых могущественных владык; они изобрели добродетели и культ, выгодные им самим, и опорочили и уничтожили все то, что действительно соответствовало интересам общества; они сделали своих духовных учеников рабами, ставящими себе в заслугу и в добродетель слепое повиновение всем их капризам, готовыми вмешиваться в их недостойные дрязги и никогда не имевшими ни малейшего представления об истинной морали и добродетели.