Киприан Керн - «Взгляните на лилии полевые…» Курс лекций по литургическому богословию

Зайдем же, читатель, в маленькую церковку в поздний вечерний час. В голубых клубах кадильного дыма, в погребальных песнопениях, в звуках «Со духи праведных» , в склоненных до земли фигурах, в белых крестах на могильных холмиках все же найдете вы ответы на все эти вопросы. Не философские спекуляции изощренного разума даже самых гениальных философов, ни отрывки древнейших индийских учений, — не там, а в православной панихиде и в Богослужении родительской субботы все объяснено. В холмиках наших православных погостов мирно почивает тихая, успокаивающая мысль, тихая, постоянная «память смертная» .

В нашем богослужении наиболее рельефно сосредоточено все наше мировоззрение. Церковь не только высказывает отдельные мысли своих философов, учителей и отцов. Церковь молитвенно переживает свои самые сокровенные мысли. Для христианина проблемы смерти не существует. Ясно и определенно звучит исповедание Веры Православной: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века, аминь» .

Да, Православие — миросозерцание аскетизма, но радостного и светлого аскетизма. О, человечество, воспитанное в духе сатанинского ницшеанства и позитивизма! Как жаль, что не понимаешь ты, что может быть радостный и светлый аскетизм! Не мрачное и брезгливое отвержение материи и плоти, а радость подвига , в которой вся жизнь есть лишь действенное выявление своего аскетического мировоззрения, стремление к будущему «сонаследию со Христом» . В свете невечернего дня Его Царствия момент смерти теряет эту ощутительную боль страха. В безбожном же мировоззрении остается неразрешимая проблема и пустота.

И снова антиномия — свобода и смерть. Человечество находится под гипнозом свободы, оно грезит призраком этой свободы, понимая ее как вольность и самость, и ему кажется, что оно действительно достигло ее, освободив себя от уз мнимого рабства. Оно забыло истинного Бога, оно захотело освободить себя от покорности Царю и послушности Богу и Церкви и в погоне за вольностью и самостью поклонилось ложным богам. Восставши против тех, к кому Бог повелел не прикасаться (Пс. 104, 15), оно отдало себя в рабство слепым вождям и в храмах новому богу, в капищах вольности и бунта поклонилось этому богу, став рабом его и потеряв истинную свободу Духа. У такого человечества нет выхода, ибо грозный облик смерти стережет всех.

В смерти нет свободы, нет вольности. Она подчиняет всех общему закону неизбежности конца. Страшны ему слова:

«человек, яко трава дние его, яко цвет сельный тако отцветет, яко дух пройде в нем и не будет и не познает к тому места своего…»

(Пс. 102, 15–16). И действительно, тогда вместо тихой «памяти смертной»,

«сердце мое смятеся во мне и боязнь смерти нападе на мя; страх и трепет прииде на мя и покры мя тьма»

(Пс. 54, 5–6).

«Если же боишься смерти , — говорит преподобный Феогност, — то ты еще не срастворился любовию со Христом, Которого плотию насыщаешься» [ 453]. Когда боишься, то не существующие для оцерковленного сознания мысли теснятся около этой антиномии: «Ведь весь смысл и правда постигается и утверждается нами свободно. Метод познания Истины тоже свободный. Но вот стоит новый факт — смерть. Она неизбежна, в ней нет свободы. Как же ее познать и ею овладеть? Тоже свободно? Раз она неизбежна, то как же совместить это с принципом всеобщей свободы? Продолжать считать себя свободным, приняв и жизнь, и смерть, и самого себя, свое бытие? Так же свободно идти навстречу, не боясь и не борясь? Но что же тогда смерть, как не последнее и неизбежное смирение?»

Да, по необходимости приходится принять смерть свободно и смиренно, ибо не приять ее мы не можем. Ведь принимаем же мы жизнь, в приятии которой мы в такой же мере несвободны. Если мы говорим «Господи, зачем же смерть?», значит мы можем воскликнуть тогда: «зачем же мне жизнь?»…

При такой постановке вопроса может произойти или приятие и утверждение как смерти, так и жизни смиренно-свободным духом христианина или бунтарское, непокоривое рационалистическое неприятие. В аскетическом миросозерцании Православия не существует мучащей проблемы приятия или неприятия. Православие познает духом состояние смерти как свободное, ибо дух, единожды освобожденный, уже не может быть пленен. «Аще Сын вы свободит, воистину свободны будете». «Познаете Истину и Истина свободит вы». А Истина-Христос освободит нас от всего, даже от смерти, ибо смертью победила саму смерть. Познанием этой Истины Смерть превращается в тоненькую грань, еле заметную межу между жизнью духа здесь и его жизнью в будущем веке. И тогда перед православным сознанием открываются необъятные горизонты. И тогда от этой антиномии не остается и следа. Если это антиномия между смертью и свободой, как она теперь понимается, то есть между вольностью и самостью , то, конечно, победит смерть. Она сильнее нашего самостного, бунтарского, гуманистического «Я». Ежели же это борьба между смертью и свободой духа, то смерти уже нет, она уже побеждена и уничтожена; смерти духа и не может быть, ибо дух не может умереть никогда .

И тогда звучит величественная во вся времена «Вечная память!..»

В свете нашего религиозного сознания тает, как воск от лица огня, безрассудная, чисто животная боязнь смерти, и исчезает, как дымок в предрассветном морозном воздухе тьма неведения, пустоты и бесцельности. Радость наполняет всю жизнь православного христианина, приятие всей жизни, со всеми ее природными совершенствами и кажущимися несовершенствами, и победа, и борьба над страстями и грехом. Ощущение радости бытия не как животный культ плоти, а как постоянная память о Боге Животодавце и Промыслителе, радость о Господе, радость о каждом дне жизни нашей, даруемой нам от Бога, радость о том, что солнце сияет, сирень цветет и заливается жаворонок, кувыркаясь в небесной лазури, и я живу , как часть единого Божьего мира, прекрасного, дивного, гармоничного. Постоянная память о Боге, благодарность Ему за эту жизнь, за все, «о всех явленных и неявленных благодеяниях бывших на нас» . И рядом — строгая, величественная память смертная. Это не мрачная мысль, не безнадежная боязнь пустоты и страшной «бани с пауками» , и не назойливое желание хоть как-нибудь освободиться от этой надоевшей жизни, а что там — все равно. Нет, это лишь момент перехода к другой жизни, жизни будущего века. Смиренно принять эту мысль, примириться с ней, потом привыкнуть, а там и полюбить, и всегда ее иметь в себе. И тогда — так легка и жизнь и смерть. Всему этому нас учит православная панихида, поминальная «родительская суббота» .

Даже находящиеся вне Церкви нехристиане и инославные проникаются и умиляются величественностью нашей панихиды, и именно русской, а не какой-либо другой, пусть даже и православной, ибо как много дают человеческому сердцу наши русские обиходные напевы, так прекрасно гармонизированные. Да и все содержание этих служб особенно ярко выявляется во всей полноте и красоте именно в русском богослужебном обряде.