Гореслада - Семь минут вечности

Кому это «вам»?! Ведь никого, в сущности, нет, кроме меня, моего умирающего мозга и семи минут. И кто же такой «Я» в таком случае? Начнём с того, что меня зовут Сергей, или Эдик, или чёрт с богом знают как, но ни бога ни чёрта помимо меня нет. Я ли это? Скорее всего, меня так только подзывают, если хотят вырвать из толпы, обратиться ко мне, вызвать на диалог, стрельнуть сигу, прикурить, или послать, например, за «Клинским» (пиво такое было). Или чем там здесь виски с джином запивают, текилой или абсентом? Итак: меня подзывают, интересно, кто, если никого нет, наверное сам себя и подзываю – Сергей… и я алкоголик, и наркоман, разумеется. Ну, в общем, вы поняли – торч, кароч, анонимный. Хотя уже не анонимный, да уже и не торч.

Ладно, прохладно, пора начинать детализировать. Сей уж ни в мале мой стайл [30]– бухать, дуть и ширяться [31], всё в пошлом прошлом, сам по себе я нынче и вовеки не такой, понеже [32]мой лексический и целеполагаемый рюкзачок давнёхонько опередил все пожелания-притязания и приказания величавее быти [33], посему изображать из себя самого себя прошлого неукоснительного резона не обретаю [34].

Впервые я выпил лет в 10 от роду. Символично: отметил завершение первой прожитой декады в условиях данного уровня развития бытия. Не намеренно. На поминках дяди, после похорон, точнее, на поминальной трапезе после погребения. Тако сие канонично нарекается, но тогда этого множайшие [35]и краем уха ведать не ведали. Дядя, как я узнал позднее, работал в КГБ и застрелился у себя в кабинете, оставив записку: «Не могу больше врать» , наверно выдохся, врать надо уметь, это искусство. Честно признался: не могу, мол, как бы того ни хотел. В честь него меня, кстати, и назвали, уж больно батя дружен был с дядей, дяде было приятно, тогда он ещё мог врать, а может даже и лгать, это более высокое искусство.

А я тем временем подбежал молодецкою поступью к столику, где отец с мужичками восседал, захватил стакан с вожделенною влагой и выпил… Аз же думах [36], что вода сие, ибо прозрачна, а там водяровка [37]оказалася по какой-то не ведомой мне тогда для моих синаптических нейронных связей оказии. Аз же наблюдательный мальчуган бых [38]и заметил, что «плохие напитки» разливаются не в стаканы, а в стопки, малюсенькие такие стаканчики, сиречь иже рюмки суть [39]. А это был большой гранёный стаканище, доверху изобилующий водоподобной жидкостью… Се отец себе налил для аппетита. Его-то стакан я и схватил. Чей же ещё я мог сцапать, он же рядом с папой стоял, а не с чужими дядями.

Тут же из меня изрыгнулось употреблённое в тарелку отца. Мужики загоготали и предложили медком заелеять слизистую гортани, дабы охолодить орало мое воспылавшее, эдакой вослед оплошности. Тут же схватилася мною лжица, торчащая из баночки с медом и сунулась во уста. Лжицы слизав содержимое и проглотив с упованием… Ну, я же думах, что сие суть мёд, ибо жёлтенький, кто ж знал, что это горчица. Меня снова вырвало в туже тарелку. А мужики всё гоготали, весёлая у них панихидка сморозилась. Разве что отец адекватно (ли?) среагировал – откупорил пепси-колу, офонтанил ею мой рот-орало, велел выплюнуть и выпить пару глотков шипучки сей. Выпил. Это намного приятнее. Так я впервые выпил пепси. Ну, и водки тоже. Мне понравилось. Пепси понравилась. Водка нет. Горчица тоже нет.

Как часто бывает – первые впечатления обманчивы. Точнее, первые впечатления – правдивы, только в дальнейшем они какое-то время кажутся обманчивыми, а потом приходит старость… точнее, зрелость и мудрость, и тогда понимаешь, что первое впечатление самое верное. Первое верное, в отличие от популярной песенки в 80-х:

Вот она первая,

Верная, неверная,

Первая моя любовь [40]

Так вот, когда детство стало проходить, а мудрость, то есть зрелость, ещё не пришла, мне померещилось, что первое впечатление ложно, и я решил проверить на практике, что же именно мне не понравилось в водке и горчице. И только ради науки и эксперимента, в свои уже 13 лет, всего года три спустя, я скинулся с одноклассниками на пузырь к «голубому огоньку» [41], приготовление к которому осуществлялось всем нашим 8-б классом и было намечено провести который 28 декабря в нашем классном кабинете истории, № 18. Глотка по три тут каждому досталось и мы изображали из себя в уматинушку поддатых, хотя и ни в одном глазу не было, ну, разве что в полглаза. Огненной воды причащались в туалете из горла по кругу, там же курнув, возвращались в кабинет скреплённые общею тайною, таинством, друзьями навек. Сейчас уж и не вспомнит никто кого как звать.

Но этим не ограничилась встреча Нового 1985 года, как нам говорили, нашей эры. От какого-такого события отсчёт вёлся, было не понятно: кто такая или что такое наша эра, и почему до неё была не наша, а чья? С 31 декабря 1984 на 1 января 1985 мы так же бухнули в том же составе, но уже по-взрослому – разливали по рюмкам и закусывали салатами, которые девчонки приготовили, они шампанское пили из бокалов. Ну, прям, все взрослые. А всё сие действо проходило в квартире нашего одноклассника – родители позволили нам потусить всю ночь у них, а сами ушли к соседям.

И мы потусили, точнее, я потусил паче сих. Пулял стопку за рюмкой и рюмку за стопкой одну за одной. Всё были парами, один я один. Посему я не был один, а со мною была Поллитровна. Ну, или 0,5. Как минимум.

Все подружки… пардон, дружбаны все по парам по углам разбрелися, щупались по диванам, креслам или танцевали в тусклом свете цветомузыки под Сергея Минаева и Томаса Андерса с Дитером Боленом [42](«Мальчик Луи», «Ты мой хлеб, моя соль» и пр.) и немного под ансамбль «Joy» («Valerie», «Touch By Touch», «Night of the Nights» и т. п. [43]). А мы, с моей Поллитровной, глядя на весь этот бедлам-беспредел, блюли целомудрие и становились единым целым – я в ней и она во мне суть.

В общем, соединились мы чересчур тесно, почти слиянно, поэтому пришлось произвесть разделение вновь, и я выблевал её, Поллитровну, за дверь на кухне, ибо ватерклазет был кем изнутри заключён, и туда же, за дверь, возлёг отдохнуть.

Почивал я за дверью, лишённый чувств, до тех самых пор, пока меня ни хватились. Девчонки обрели меня на кухоньке, где же ещё было мне быть, водрузили на табурет у холодильничка, напоили горячим сладким кофием и накормили пирожным бизе со сливками. Тут у меня возникли ассоциации и произошёл анамнесис [44], первых моих впечатлений от встречи с пепси, водкой и горчицей. Тогда и возникло второе впечатление, как бы более верная версия: пепси мне не так сильно нравится, ибо похожа на кофе, а вот водовка да. Тут же возникло желание подтвердить возникшую мысль, и я потребовал у девчонок горчицы и водовки. Пацаны поддержали не здравое моё предложеньице и приторочили свои стопарики под разливаемую жидкость. Вместе с горчицей был предложен холодец, так же собственного девчонками изготовления. Так и оказалось, что горчица мне так же по нраву как водовка паче меда и сот. То есть слаще мёда и тех шестигранных ячеек, где этот мёд складируют пчёлки. И вновь я насоединялся с Поллитровной до того, что обнаружил себя запертым на балконе, на снегу у клетки с кроликами, у одноклассника родаки [45]разводили их на балконе для еды и общенья с живой природой своего чада, живодёры. Тут же обнаружил, что замёрз до кончиков пуговиц на ширинке, молний тогда не было на штанах. По крайней мере, у меня не было, как минимум. Произблевавшись на клетку, я достучался до небес, то есть до тех, кто типа танцевал внутри квартиры, под «Металлику» [46]уже, и меня запустили в тепло… или выпустили из холода? В Украину с Украины… на Украину из Украины… В общем, оттуда сюда или отсюда туда.