Йозеф Ратцингер - Иисус из Назарета

Двенадцать, обозначая число колен, является одновременно вселенским числом, в котором выражается всеобщность вновь зарождающегося народа Божия. Двенадцать апостолов предстают как отцы-прародители разных колен этого универсального народа, к апостолам восходящего. В Апокалипсисе, в видении Нового Иерусалима, символика числа двенадцать раскрывается в ярких картинах, складывающихся в сияющий образ, который помогает странствующему народу Божию через будущее понять свое настоящее, проникаясь духом надежды: в образе «двенадцати Апостолов Агнца» сливаются воедино прошлое, настоящее и будущее (Откр 21:9—14).

К этому же ряду относится пророчество, в котором Иисус, отвечая на вопрос Нафанаила, приоткрывает Свою тайну: «отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин 1:51). В этом откровении Иисус предстает как новый Иаков. Сон патриарха, когда ему привиделась доходящая до небес лестница, по которой поднимались и спускались ангелы Божии, — этот сон стал явью, воплотившись в Иисусе. Сам Иисус есть «врата небесные» (Быт 28:10–22), Он — истинный Иаков, Сын Человеческий, родоначальник последнего, Нового Израиля.

Вернемся теперь к нашему тексту Евангелия от Марка. Иисус призывает Двенадцать для исполнения предназначения двоякого рода: «чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь…» (Мк 3:14). Они должны быть с Ним, чтобы узнать Его, обрести то знание о Нем, которое не может просто так открыться каждому, ведь люди видели Его только со стороны и, хотя считали Его пророком, великим Учителем, не могли распознать в Нем Единственного (ср. Мф 16:13–14). Двенадцать учеников должны быть с Ним, дабы увидеть Его единение с Отцом и стать свидетелями Его тайны. Это те, как скажет Петр перед избранием нового апостола Матфия, «которые находились с нами во всё время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус» (Деян 1:21). То есть, иначе говоря, им предстояло пройти путь от внешнего к внутреннему союзу с Иисусом. Вместе с тем, однако, они были призваны для того, чтобы стать посланниками Иисуса, Его «апостолами», которые понесли бы Его весть по миру, сначала заблудшим овцам дома Израилева, потом же до самого «края земли» (Деян 1:8). Быть «вместе» и одновременно быть «посланным» куда-то — эти два как будто взаимоисключающих понятия тем не менее оказываются тесно связанными друг с другом. Двенадцать призванных должны научиться так быть с Ним, чтобы оставаться с Ним и тогда, когда окажутся у «края земли». «Быть с Ним» означает причастность к Его посланию, к Его посланничеству, составляющему суть Его бытия, и потому изначально включает в себя значение «быть посланником».

На какие труды посылает их Иисус? «На проповедь, и чтобы они имели власть <���…> изгонять бесов» (Мк 3:14). Евангелист Матфей чуть более подробно излагает содержание возложенной на них миссии: «Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и всякую немощь» (Мф 10:1). [41] В русском синодальном переводе Евангелия от Марка также упомянуто исцеление от болезней: «И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов» (Мк 3:15). Первое задание, таким образом, состоит в проповедовании: в том, чтобы донести до людей свет Его слова, весть Иисуса. Апостолы прежде всего евангелисты: подобно Иисусу, они возвещают Царство Божие и собирают тем самым людей в новую семью Бога. Но возвещение Царства Божия — это не просто слова, не только проповедь. Это событие, ведь и Сам Иисус — событие, воплощенное Слово Божие. Возвещая о Нем, апостолы приближают встречу с Ним.

Проповедовать в мире, находящемся во власти сил зла, означает бороться с этими силами. «Главное, чем озабочены посланники Иисуса, продолжающие Его дело, — очищение мира от бесов, созидание новой жизни в Духе Святом, избавляющем от одержимости» (Pesch, 205). И действительно, античный мир, как это убедительно показал Анри де Любак, воспринял прорыв христианской веры как освобождение от страха перед демонами — страха, который пронизывал все сферы жизни, несмотря на весь античный скептицизм и всю просвещенность, и то же самое повсеместно происходит сегодня там, где христианство сменяет старые родовые религии, поглощая их по мере преобразования заложенного в них положительного начала. Всю мощь этого прорыва мы чувствуем в словах Павла, когда он говорит: «Нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им» (1 Кор 8:4–6). В этих словах заключена очистительная сила — великий экзорцизм, очищающий мир от злых духов. Какое бы множество богов ни пребывало в мире, есть только один Бог, и только один Бог владычествует над нами. Если мы принадлежим Ему, то все другое не властно более над нами, ибо лишается ореола божественности.

Мир представляется здесь как устроение, основанное на рациональном начале: он произошел из вечного разума, и только этот созидающий разум обладает подлинной властью над миром и в мире. Только вера в единственного Бога дает освобождение и действительно «рационализирует» мир. Там, где эта вера исчезает, мир лишь кажется более рациональным. В реальной жизни человеку приходится сталкиваться с силой случая, не поддающейся точному определению; именно на этом строится «теория хаоса», отказывающая миру в наличии рациональной структуры и ставящая человека перед тьмой, которую сам человек не способен развеять и которая неизбежно устанавливает предел рациональности мира. Экзорцизм, «изгнание бесов», то есть несение миру света «ratio», рожденного вечным творящим разумом, его спасительной благостью и к вечному разуму все возвращающего, — в этом и заключается главная непреходящая миссия посланников Иисуса Христа.

Святой Павел в Послании к Ефесянам подходит к этой теме несколько с другой стороны и говорит об очистительном характере христианства следующее: «…укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф 6:10–12). Генрих Шлир так объясняет это описание христианской «брани», звучащее для нас сегодня весьма неожиданно и даже странно: «Враги — не конкретные люди, не я сам, это не плоть и кровь. Борьба идет на более глубоком уровне. Она направлена против несметного множества беспрестанно нападающих противников, которых никак не уловить, у которых нет собственных имен, которые скрываются за коллективными обозначениями, которые обладают изначальным превосходством над человеком, превосходством, состоящим в их особой позиции, в том, что они пребывают в „поднебесных“ высотах, далекие и недосягаемые, ибо их „место“ — в самой атмосфере бытия, которую они вокруг себя создают, формируя ее по собственному разумению; и все эти враги как один исполнены смертельной всепоглощающей злобы» (Schlier, 291).