Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

– Яко воистину древняго кивота пречестнее…

Певчие повторили это стройным напевом.

«Я думал, – говорил впоследствии об этом моменте Павел, – что нахожусь на небе и в лике Ангелов слушаю похвальную песнь Преблагословенной Богородице».

Ермоген не узнал в храме брата – у того был завязан глаз. Когда по окончании службы Павел и Симеон поместились в гостинице, Павел умыл лицо и почувствовал, что глаз его так здоров, как будто и не болел. Это было явное чудо Божией Матери…

По совету Ермогена братья около двух недель прожили в гостинице, посещая богослужения, присматриваясь к жизни монастырской братии в обители и в Скиту. Оптина Пустынь показалась им еще более благодатной и желанной, чем казалась раньше в мечтах о ней.

Случилось так, что отец Ермогена (и дядя Павла и Симеона) Ермил Саввич, простивший сына за его бегство в монастырь вместо военной службы, приехал в Оптину в эти дни. Он сразу же побывал в Скиту у старца Леонида и после этого сказал юношам:

– Ах, вот старец-то! Какой же он прозорливец! Все, бывшее в моей жизни, подробно пересказал мне, как будто сам был очевидным свидетелем всех моих обстоятельств.

Уехав домой, Ермил Саввич стал еще более усердно молиться, перестал есть мясное и однажды в месяц прибегал к благодати Святых Таин Христовых. Он же передал брату Феодоту о местонахождении его сыновей, горячо ходатайствовал о них и успокоил его, говоря, что все это соделалось явно по Божьему произволению. И Феодот Саввич, забыв о причиненном ему беспокойстве, написал к сыновьям, чтобы хотя который-нибудь из них приехал взять родительское благословение на монашество, – и такового утешения он станет ожидать с верой в Божий Промысл и в терпении.

Наконец пришли братья Павел и Симеон к настоятелю Оптиной Пустыни игумену Моисею с просьбой включить их в братство богоспасаемой обители. Когда он вышел к ним в приемную комнату, они пали в земном поклоне на пол и не вставали, пока о. Моисей не позвал их встать. Он рассказал им о трудностях иноческой жизни, спросил их о том, что они читали из духовных книг, как молятся и готовы ли нести благодать послушания ради Христа. Он внимательно смотрел им в глаза, и лицо его как бы светлело и светлело – верно, он усмотрел в них много хорошего!

Братья поступили под руководство старца иеросхимонаха Леонида, великого подвижника и мудрого наставника. Павел и его брат вошли в круг ближайших учеников о. Леонида. Старец же с первого взгляда увидал в Павле христоподобную чистоту и возлюбил его о Господе. Павел начал постигать науку наук и искусство искусств – монашеское аскетическое делание.

Через некоторое время старец благословил Павла навестить родителей, взять у них благословение. И тот, с упованием и надеждой на Господа и Божию Матерь, отправился в путь. А было это зимой, в начале декабря 1834 года. Случилось так, что отец его, Феодот Саввич, 6 числа этого месяца прочел житие святого Николая, Мирликийского чудотворца, где есть рассказ о юноше, взятом в плен персами и вынужденном прислуживать их князю в его дворце. Он сильно молился внутренней молитвой о том, чтобы Господь молитвами святителя Николая вернул его к родителям… И вот вдруг, чудесным образом, он был восхищен из дворца и предстал у себя на родине перед родителями в персидской одежде и с чашей вина в руках, которую он нес князю, молясь… Феодот Саввич откинулся на спинку кресла и посмотрел на языки пламени, играющие в камине… «Как это трогательно! – подумал он. – Если бы со мною случилось подобное, я бы, верно, сего не перенес…»

В эту самую минуту открылась дверь, и в комнату вошел инок в подряснике, опоясанном кожаным ремнем, в руках у него была скуфейка… Помолившись на иконы, поклонившись замершему от изумления Феодоту Саввичу, инок сказал:

– Здравствуете, батюшка! Я сын ваш Павел.

После этого он сделал земной поклон. Феодот Саввич выронил из рук книгу… Но скоро изумление сменилось искренней радостью. Не менее отца обрадована была мать Павла. Рады были и все прочие домочадцы, искренно любившие Павла с первых лет его чистой жизни. Прожив дома несколько дней и получив от родителей благословение для себя и для брата на монашество, Павел вернулся в обитель.

Проходя в монастыре разные послушания, Павел старался, как только мог, но Господь, ведающий, для чего это нужно, послал ему свой особенный крест – его начали сокрушать разные недомогания: едва пройдет одно, находит другое… Не всегда ему хватало сил вовремя исполнить нужное, а из братии некоторые с этим не считались и думали, что он лентяй нерадивый. Иные и высказывали ему это в глаза. Огорчался Павел и шел к духовнику, отцу своему, старцу Леониду, и тот утешал его словами Священного Писания: «Многими скорбями подобает нам внити в Царствие Божие» (Деян. 14, 22); «Терпением да течем на предлежащий нам подвиг» (Евр. 12, 1) и «В терпении вашем стяжите души ваша» (Иак. 21, 19). И другие святые словеса напоминал он послушнику, утешая его и ободряя.

А братия, видя Павла постоянно недомогающим, прозвали его Пименом Многоболезненным, то есть именем преподобного, житие которого помещено в древнем Киево-Печерском Патерике. Однако многих он дивил глубиной своего духовного устроения. Относительно Священного Писания и богослужебных молитвословий – он знал многое наизусть. Достоверно известно, что знал он дословно и мог читать на память всю Псалтирь.

Примером монашеского терпения был для Павла сам старец Леонид, терпевший, ввиду некоторых недоразумений, утеснения. Старчество не было тогда так привычно, как потом, – иных братий смущал необыкновенный наплыв мирян к ограде Скита, им казалось, что это не нужно, что это помеха монахам в их уединенном житии.

Видя ученика своего Павла столь болезненным, старец Леонид благословил его на дело весьма нелегкое – идти пешком в Москву, в сопровождении другого послушника, а там показаться докторам в Голицынской больнице, и дал ему письмо к одному из них. Это было в июле 1834 года. Помолившись в храме за ранней обедней, юноши с котомками за плечами пустились в дорогу. Они шли, как странники, посещая на пути монастыри и храмы, ночуя то в стоге сена на лугу, то в крестьянской избе, – а там их встречали с большим радушием и на дальнейший путь снабжали хлебом и другими припасами. Когда узнавали, что они из Оптиной, то спрашивали о здоровье старца Леонида. «Он наш отец, – говорили, – мы без него как сироты были!» Так прошли Калугу, Малоярославец, Балабаново… Верст за пятьдесят от Москвы, поздним вечером, попросились на ночлег на постоялом дворе. Других постояльцев в это время не было. Двор был пуст. Хозяин пустил странников в сенной сарай без платы.

Перед тем как лечь спать, Павел снял подрясник, чтобы выхлопать его от пыли, а хозяин как раз зашел за сеном и увидел у него на груди небольшую сумочку. Он вообразил, что там много денег, а в ней были только бумаги, письмо, да всего пятнадцать рублей. Как оказалось потом, хозяин этот уже не раз убивал путников ради денег. И в этот раз, вернувшись в избу, начал он точить нож. Старуха-мать, свидетельница его прежних преступлений, сказала: