Алла Добросоцких - Неизвестный Патриарх Кирилл

— Случалось ли Вам впрямую испытать на себе помощь Божию

в каких-то случаях экстремальных?

— Да, был такой случай. Кажется, году в 1976-м. Господь тогда чудесным

образом меня и Владыку Никодима спас от верной смерти. Дело было на моих

зимних каникулах. Я, признаться, люблю очень горы и вот поехал тогда отдох-

нуть в Терскол, это в Кабардино-Балкарии. Через несколько дней мне туда по-

звонил Владыка Никодим, посетовал, что плохо себя чувствует. Я пригласил его

к себе, сказал, какая замечательная здесь погода, природа, целительный горный

воздух... И он приехал. А спустя два дня Владыка Никодим вдруг говорит:

— Срочно отсюда уезжаем! Я говорю:

— Да что вы, такая погода, самый отдых!

— Срочно! — говорит он. — Пойди посмотри, когда автобус идет?

Я посмотрел, отвечаю:

— Автобус идет в одиннадцать часов. Он говорит:

— Нет, возьми машину, мы едем сейчас же.

Я поймал какого-то «левака», мы уехали в Минеральные Воды, сели

в самолет, прилетели в Ленинград. Только прибыли, нам звонит местный Вла-

дыка Антоний и говорит:

— Вы добрались?

— Добрались.

— Так вот, после того как вы уехали, через двадцать минут, прямо

в номера ваши ударила лавина, туда поселились туристы из ГДР, и все они по-

гибли. И автобус одиннадцатичасовой попал в лавину, в нем тоже никого

не осталось в живых...

Вот что это такое?!

Из интервью Николая Варсегова «Путь к Богу лежит через совесть...»

«Комсомольская правда». 28.01.2009

ПРИ СОВЕТАХ ЦЕРКОВЬ ПОДРЫВАЛИ ИЗНУТРИ

— Расскажите, в чем проявлялось хрущевское гонение на Церковь.

— Положение Церкви сделалось при Хрущеве настолько удручающим,

что некоторые священники, в частности мой отец, сравнивали этот период

с временами сталинского гонения и говорили: «При Сталине было проще, тогда

ставили к стенке или отправляли в лагеря. И всем все было ясно: вот друг, вот

враг».

А здесь все делалось куда более изощренно, мерзко, Церковь начали под-

рывать изнутри. Государство решило, что священники не имеют права нести ад-

министративную и финансовую ответственность. Все было передано в руки ми-

рян — старост, которые назначались местными властями. Все деньги Церкви

и вся административная власть ее находились в руках этих старост. А староста

делал все, чтобы разорить храм финансово. Все средства он старался сдать в так

называемый Фонд мира либо в райисполком, где эти деньги втихую разворовы-

вали чиновники. А ведь там были и добровольные от прихожан пожертвования,

которые тоже до единой копейки проходили через руки старосты.

— В России, конечно, воруют, но чтобы церковные деньги?!

— Помню, когда я приехал служить в город Вязьму, там вся местная

власть питалась за счет собора. Увидел я в Вязьме, что роскошный храм в жут-

ком состоянии, черный, как кузница, на клиросе стоят три ветхие старушки, по-

ют, и больше никакого хора. Один священник еще, убогий такой и еле живой.

Я попросил, чтобы в храм явилась староста, а настоятель к вечеру отвечает:

«Владыко, староста просила передать, что вы для нее не начальник».

Более того, были старосты, которые вмешивались и в богослужебную

часть. Я никогда не забуду такого внешне невероятно благоговейного,

по фамилии Людоговский, который напоминал Льва Толстого своей окладистой

бородой. Он был старостой Троицкого собора Александро-Невской Лавры

в Ленинграде. Он ездил за границу, и его везде принимали за такого русского

интеллигента. На самом деле это была страшная, чудовищная личность. Под та-

кой благоговейной внешностью скрывался гонитель Церкви, который строго

выполнял указания местного уполномоченного Григория Семеновича Жаринова,

а тот был принципиальным врагом Церкви, и дело доходило до того, что Людо-

говский, например, на праздник Крещения мог перекрыть воду. Вот заполнился

чан воды, освящает воду настоятель или даже митрополит. Народу в Лавре 25-30

тысяч, поскольку другие-то храмы закрыты. Все стоят за водой. И вдруг...

в трубах закончилась вода.

А еще они пакостили так. Допустим, родители крестили дитя. Полагалось

регистрировать паспорта родителей. А уж потом старосты выдавали эти записи

местным властям. После тех родителей снимали с очереди на квартиру, увольня-

ли с работы, урезали пенсии. А люди не понимали: что происходит? Мы пришли

в церковь, а попы нас сдали?! Наверное, с тех времен и пошло в народе подозре-

ние, дескать, у многих попов под рясами скрыты погоны офицеров КГБ.

Могу свидетельствовать, что абсолютное большинство священников были

людьми глубоко порядочными и, несмотря на все гонения, честно выполняли

свой долг, несмотря на все запреты, умудрялись посещать семьи, освящать дома.

Тогда категорически запрещалось приглашать священника к себе домой. Только

в одном случае — если умирающего причастить. Но если у вас новоселье и вы

хотите освятить квартиру, вы должны были получить на то разрешение в райис-

полкоме. Без того же разрешения нельзя было совершить панихиду на кладбище.

А разрешения, естественно, никто никогда не давал.

Когда я десять лет — с 1974-го по 1984-й — работал ректором Духовной

академии в Ленинграде, там установка властей была такая: не допустить в акаде-

мию людей образованных, детей из социально значимых семей. Зато без всякого

труда можно было принимать шизофреников, людей с неполным средним обра-

зованием. Если мальчик с дипломом отличника, ему просто не давали ленин-

градской прописки. Мои дискуссии с уполномоченным Совета по делам религий

длились до десяти часов в день. И если в этих изнурительных беседах мне уда-

валось потерять не более 10 процентов из тех, кого я бы хотел принять, то я счи-

тал это великой победой.

— Скажите, Владыко, было в те годы хоть что-то светлое?

— Я не сторонник того, чтобы все наше недавнее церковное прошлое ри-

совать в черных красках. При всем том притеснении церковная школа пережива-

ла много светлого: огромную внутреннюю динамику. Никакого застоя мы

не чувствовали. Когда я принял академию, у нас было студентов 137 человек,

а через десятьлет уже около 500. Четверть из них поступили к нам, уже имея

высшее образование. Был случай, когда я принял в Духовную академию Кон-

стантина Смирнова, известного актера Пушкинского театра, который снимался

у Бондарчука. Он пришел ко мне, познакомились, но я объяснил, что не смогу

сейчас принять его сразу из артистов, потому что будет дикий вопль на весь го-

род. Но он все-таки подал заявление. И тогда по этому поводу состоялось специ-

альное заседание бюро обкома под председательством товарища Романова, где