Жак Лакан - Работы Фрейда по технике психоанализа.

Первый пример касается функции галлюцинаций. При этом нельзя, разумеется, переоценить значение изменений, внесенных в постановку этой проблемы феноменологическим подходом к изучению ее данных.

Но какие бы успехи ни были в этом направлении достигнуты, проблема галлюцинирования по-прежнему остается сосредоточена на атрибутах сознания. Камень преткновения для теории мышления, которая искала в сознании гарантию своей достоверности, камень, легший в основу гипотезы о той подделке сознания, которую худо-бедно характеризует понятие эпифеномена — галлюцинация вновь, и в большей степени чем когда-либо в качестве именно феномена сознания, окажется подвергнута феноменологической редукции, в жерновах которой, растирающих составляющие формы ее интенциональности, и явится, наконец, как предполагается, ее смысл.

Наиболее впечатляющий пример подобного метода дают нам посвященные галлюцинации страницы "Феноменологии восприятия" Мерло-Понти. Но границы автономии сознания, наличия которых в самом феномене он с такой замечательной проницательностью опасается, требуют слишком изощренного манипулирования, чтобы поставить преграду грубому упрощению галлюцинаторного ноэсиса, в которое обыкновенно впадают психоаналитики, насилующие фрейдовские понятия, дабымотивировать галлюцинирующее сознание вулканическим вторжением принципа наслаждения.'

Нетрудно, однако, в возражение указать, что связь ноэмы галлюцинации, т. е. того, что вульгарно именуют ее содержанием, с какого бы то ни было рода удовлетворением субъекта оказывается на поверку самой что ни на есть случайной. Да и феноменологическая проработка проблемы ясно показывает, что смысл она может приобрести лишь при условии, что мы дадим вопросу совершенно обратную формулировку: состоит ли ноэсис феномена в какой-нибудь необходимой связи с его ноэмой?

Вот здесь-то рассматриваемая нами статья Фрейда как раз и дает нам понять, насколько более структуралистской, чем это принято думать, является на самом деле его мысль. Ибо смысл принципа удовольствия окажется искаженным, если упустить из виду, что в теории он никогда не полагается совершенно независимо.

Уже структурное построение, на наших глазах выявленное Ипполитом в этой статье, сразу же ставит нас — сумей мы в него вглядеться — перед той самой обратной формулировкой, о необходимости которой мы только что говорили. И для того, чтобы вас к этой обратной формулировке приучить, я проанализирую пример, в котором, я надеюсь, вы почувствуете предзнаменование того подлинно научного восстановления данной проблемы, которое, может статься, будет делом и наших с вами рук, если только удастся нам найти к ней подходы, ускользавшие до сих пор от решающей альтернативы, перед которой ставит нас опыт.

Далеко за примером ходить не понадобиться — достаточно вновь обратиться к тому, который верой-правдой послужил нам в прошлый раз, и рассмотреть один многозначительный момент в анализе "человека с волками".

Образцом такого упрощенчества может послужить доклад Р. де Соссюра на Психиатрическом Конгрессе 1950 года и использование им при всяком удобном случае такого откровенно нового термина, как галлюцинированная эмоция..

Я думаю, вы еще не забыли ту галлюцинацию, след которой субъект обретает вместе с воспоминанием. След этот неясно проскальзывает на пятом году его жизни, сопровождаемый иллюзией, чья ошибочность будет впоследствии доказана, будто субъект уже рассказывал о нем Фрейду раньше. Изучение этого явления будет облегчено для нас тем, что мы знаем о его контексте. Ибо ясность вносит не нагромождение фактов, а факт, хорошо увязанный в изложении со всем тем, что ему сопутствует, т. е. с тем, о чем, не понимая факта, естественно забывают, — и лишь гений (что не менее естественно) формулирует загадку так, словно он заранее знает одно или множество решений, ееудовлетворяющее.

Контекст этот уже дан вам — дан в тех препятствиях, которые стояли в данном случае перед анализом, преподнося Фрейду один сюрприз за другим. Ибо он, конечно уж, не обладал тем всезнанием, которое позволяет нашим нео-практикам делать планирование отдельного случая основным принципом анализа. Более того, своим замечанием, что он готов скорее дать рухнуть всей теории, нежели проигнорировать мельчайшее детали ставящего ее под сомнение отдельного случая, Фрейд как раз и утверждает с наибольшей решительностью принцип прямо противоположный. То есть принцип, согласно которому отдельный анализ продвигается лишь от частного к частному, хотя вся сумма аналитического опыта и позволяет выявить в нем какие-то общие формы.

Препятствия, возникавшие в данном случае, равно как и преподносимые ими Фрейду сюрпризы — вспомним хотя бы, наряду с тем, что мы говорили об этом в последний раз, тот комментарий к этому случаю, который я предложил на первом году моего семинара', - целиком налицо и в нашей сегодняшней ситуации, где происходит "интеллектуализация" аналитического процесса, с одной стороны, и сохранение вытеснения, несмотря на сознательный отчет о том, что вытеснено, с другой.

В результате Фрейд, неуклонно склоняясь к данным опыта, констатирует, что хотя в поведении своем субъект и продемонстрировал — и довольно отважно, — что генитальная реальностьему доступна, реальность эта так и осталась мертвой буквой для его подсознания, где по-прежнему безрадостно царит "сексуальная теория" анальной фазы.

Причину этого явления Фрейд усматривает в том факте, что женская позиция, усвоенная себе субъектом в воображаемом плену первоначального травматизма (того, чья историчность и явилась главным мотивом для сообщения об этом случае), не позволяет ему принять генитальную реальность, не испытав при этом неизбежную для него с этого момента угрозу кастрации.

Но гораздо интереснее то, что говорит нам Фрейд о природе этого явления. Речь не идет — говорит он — о вытеснении (Verdrangung), ибо вытеснение неотличимо от возвращения вытесняемого, когда то, что субъект не может сказать, он буквально выкрикивает всем своим существом.

В данном случае — говорит Фрейд — субъект о кастрации не желает ничего знать в смысле вытеснения: "ervonihrnichtswissenwollteimSinnederVerdrangung"." И далее, чтобы обозначить этот процесс, Фрейд использует термин "Verwer/ung", который мы, в конечном итоге, предложили бы перевести как "отторжение".'

Результатом отторжения является символическая утрата. Ибо говоря "ErverwarfSie", он отторгает кастрацию (добавляя при этом: "undbliebaufdemStandpunktdesVerkehrsinAfter", сохраняя statusquo анального соития'), Фрейд продолжает: "При этом не то чтобы он выносил какое-то суждение о ее существовании просто он поступает так, как если бы ее не было вовсе".7